— Я дам тебе половину, — сказал он. — Остальные достанешь сама.
— Нет уж, милый мой, все и сразу, или…
— Или что? — оборвал он ее, грубо схватив за руку.
— Ничего. Не хочу повторяться. Чтоб не выглядеть смешной. Я тоже ничего так не боюсь в жизни, как стать посмешищем в чужих глазах.
— Ладно, — отрезал он и тяжелым взглядом окинул девушку; та в ответ ухмыльнулась с издевкой. — Деньги получишь через две недели.
— Нет, раньше. И так уже поздно.
— Беречься надо было, черт тебя возьми!
— И это говоришь мне ты?!
— Не на все надо соглашаться, ты…
— Тише, — шикнула она.
Мимо шла пожилая пара; оба седые и сгорбленные, они прожили вместе не один десяток лет; оба были верующими и считали, что каждый прожитый на этой земле день им дарован Богом, и были благодарны Ему за это. Старушка взглянула на девушку и неожиданно расплакалась.
— Что с тобой? — спросил муж.
— Ну почему Господь не дал нам таких красивых детей? — сказала она. — Почему Он не дал нам таких детей?
Старичок легонько сжал ее морщинистую дряблую руку.
— Мы любили друг друга. Нам было хорошо вместе. Бог простит нас за то, что мы никого после себя не оставляем. Это ведь не наша вина.
— Да, — вздохнула она. Отерла слезы и тихо сказала: — А как было бы хорошо…
И, ссутулившись, старички скрылись в зеленых аллейках парка.
Парень сказал:
— Я в долгу не останусь. — И, помолчав, добавил: — Подожду, пока выйдешь замуж.
— И что тогда?
— У тебя будет семья: дети, муж…
— Ну и что тогда, что?
— А ничего. Как-нибудь загляну к вам — с мужем познакомишь… Покалякаем о том о сем — приятно иногда вспомнить прошлое.
— Значит, на будущей неделе?
— Да.
— Ладно, — сказала она и подняла кверху свое прелестное лицо — несколько мгновений оно светилось в лучах заходящего солнца; каждый ее волосок, каждая клеточка кожи, глаза, губы, плечи — все было пронизано и напоено солнцем. Она засмотрелась на зеленые кроны деревьев. Потом тихо сказала:
— Долго же тебе придется ждать.
— Любви ждут долго.
— Ах так, — прошептала она.
И больше не произнесла ни слова; на лице ее угасали последние отблески вечерней зари — солнце закатилось за деревья. В его догорающих лучах девушку увидали двое мужчин, спешащих домой с работы. Оба были уже немолоды; с изрытыми морщинами лицами и седыми висками. Один из них, тот, что пониже ростом, посмотрел на девушку, и лицо его страдальчески исказилось.
— Что с тобой? — спросил мужчина повыше.
— Ерунда какая-то, — сказал невысокий, силясь улыбнуться. Он провел по лицу рукой жестом очень усталого человека, повторив при этом: — Ерунда какая-то. И знаю, что вроде бы не с чего тоске браться. Но ты представить не можешь, до чего же все иногда не в радость.
— Чему радоваться-то собрался?
— В тюрьме до войны, — сказал невысокий, — я все мечтал: вот победим, настанет другая жизнь, и все наши девушки так будут выглядеть. Когда мне вкатили десятку, я был совсем зеленым юнцом, вон как тот паренек, что сидит с ней на скамейке. Молодой и наивный, и так же наивно представлял себе коммунизм. Но после того как мне ребра пересчитали, мои представления малость изменились.
— Так о чем ты теперь горюешь?
— Иной раз тоскливо становится, как подумаешь, что у тебя никогда не было такой девушки.
— Глупости все это, — сказал второй мужчина, ткнув в бок невысокого. — Разве это важно? Главное, что есть на свете красивые девушки, что они любят своих парней и любимы.
1955
Ломбард иллюзий
В нашем городе много красивых улиц и площадей. О них написана уйма всяких стихов, поэм, песен и книг, до того много, что излишне, пожалуй, распространяться на тему его красот. Все же есть тут одна улочка, чья прелесть и красота, когда б ты ни шел по ней и каким бы распоследним человеком себя ни чувствовал, заставляют тебя расправить плечи и высоко нести голову; глядишь на все эти маленькие, чистенькие, нарядные особнячки, и на ум приходит нелепая мысль: наверняка здесь живут одни только добрые и очень счастливые люди. Ей-богу, иной раз так и хочется всю ее проползти на коленях.
В самом конце той улицы, в каменном особнячке, украшенном затейливыми бронзовыми драконами, расположено кафе, о котором знают лишь посвященные; разумеется, на деле это означает, что знает о нем полгорода. Однако приходят сюда только те, кто по неписаным, но строго соблюдаемым правилам получили на это право; те, которые чего-нибудь добились.