Я ее крепко обнимаю.
— Я тебя тоже люблю, — в глазах Веры Сергеевны опять этот озорной огонек. — Разве ты не знаешь, что с миссией «Свет на Востоке» я связана с самого моего зачатия? И это, ох, как давно было... — звонко смеется она.
Я это помню, но слушаю с таким же интересом, как и в первый раз. Я люблю такие истории, когда начало и конец встречаются через десятилетия, когда видишь, что история — не череда случайных событий, а картина, которая пишется рукой Мастера. От таких историй не устаешь, они как красивое полотно на стене, как искусная вышивка на этажерке Веры Сергеевны, как сплетение судеб в прекрасный узор жизни.
— Миссия «Свет на Востоке» организовала в Вернигороде библейскую школу для военнопленных. В лагерях в результате свидетельства христиан, бывших среди военнопленных, и шведских и немецких миссионеров образовались целые общины. Сначала для более глубокого изучения Библии в лагеря приглашали Якова Крекера и других пасторов, которые могли проповедников обучить Слову, а потом решили организовать библейскую школу. К тому времени уже и миссия «Свет на Востоке» была организована, и первые книги начали издаваться. В любом случае, для этой библейской школы нужны были преподаватели. Одним из них был мой дед, доктор богословия Леон Розенберг.
Вера Сергеевна снимает со стены фотографию деда. Я заметил, что каждый раз, когда она мне о своем деде рассказывает, на лице ее появляется какое-то очень своеобразное выражение и голос меняется. Чувствуется, что она говорит о любимом человеке — человеке, который оказал на нее сильное влияние.
— Девиз моего деда — слова апостола Павла: «Ибо если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую!» (1 Кор. 9:16). Да... А девичья фамилия моей мамы Розенберг.
Нам кажется, что Вера Сергеевна забыла о нас, о Санта-Барбаре...
— Вон там, на стене, висит желтая звезда. Видите, посередине написано Сестра моей мамы была замужем за баптистским пастором в Голландии. Это ее звезда и ее удостоверение личности со значком «|». Ах да, я про вашу школу библейскую говорила. Папа выучился на бухгалтера во Франкфуртена-Майне. В Вернигороде, в озере, он принял крещение и учился в библейской школе «Свет на Востоке». Когда родители возвращались домой — сначала в Киев, а потом в Донецк (тогда этот город назывался Сталино), — мама моя была беременна. Мной беременна. Так что я « Ма-Сегшапу»...
Вера Сергеевна вешает на место фотографию и, поворачиваясь к нам, спрашивает:
— Вальдемар, а ты на прогулки ходишь?
— Хожу, — отвечаю я немного растерянно от неожиданности поворота в разговоре. — Мне на работу десять минут пешком, на обед домой десять минут, после обеда... В общем, неплохо получается...
— Смотри, а то растолстеешь... — и опять эта смешинка в глазах Веры Сергеевны. — И работать толком не сможешь, только себя носить будешь. Давайте чай пить.
Мы говорим о правах на ее произведения (она распорядилась в своем завещании, чтобы ими занимались мы), о книгах, которые готовятся к изданию, о положении славян в эмиграции и на родине, о литературе вообще и поэзии в частности, а у меня перед глазами лицо. Темные волосы гладко причесаны, пробор посередине, как сейчас уже никто не делает, бородка клинышком — раввин Леон Розенберг. Он основал в Одессе первую в России иудео-христианскую общину. Когда после ареста и смертного приговора коммунисты в итоге выслали его из страны, он в Германии сблизился с Марцинковским, Крекером и Жаком и стал преподавателем в библейской школе.
Мы прощаемся с Верой Сергеевной и ее гостеприимным супругом Стасом Николаевичем, который все время с доброй улыбкой наблюдал за нашей беседой.
— Когда подготовлю остальные документы, дам знать. Чтобы они тоже попали в архив миссии. Там они будут на месте, — говорит Вера Сергеевна на прощание.
Время быстро летит. Пролетели и эти дни. Самолет поднимается над взлетной полосой и делает плавный разворот над океаном. Когда он летит над Санта-Барбарой, город уже покрыт дымкой и едва угадывается далеко внизу. Я напряженно ищу знакомые кварталы, понимая, что напрасно это делаю. С такой высоты ничего уже не различишь. Видна только огромная панорама лежащих на берегу Тихого океана городов, где все кварталы, проспекты, сады, автомагистрали сплелись в одну большую прекрасную картину.
Я поставил папки с архивом Веры Кушнир в наш архив. Почувствовал, что они — на месте. Прошел в нашу молитвенную комнату. Нашел на стене старую черно-белую фотографию, под которой написано «Миссионерская конференция „Свет на Востоке“, Вернигород, 1924 год». Узнаю сидящего первым слева в первом ряду Леона Розенберга. Я отхожу от стены по-дальше. Лиц уже не различить, я только общую картину вижу.