Виктор Лаврентьевич Беринг, потомственный морской офицер, отличался неизменной военной выправкой; тонкие усики и деликатный ободок бородки обрамляли четко очерченные скулы, а ясные вдумчивые глаза оживляли бледное лицо. Потерявший семью в 1917 году, он, не переставая, задавался вопросом о своем месте в новой России. Поначалу он был возмущен циничным разгромом Учредительного собрания, однако постепенно комиссару удалось убедить его, что в новых жестких реалиях этот орган власти был бы куда как мягок, бессилен, болен политической импотенцией, — в то время, когда требовались быстрые решения, в соответствии со стремительно меняющейся обстановкой. Беринг пытался доказать себе, что, несмотря на глубоко личные причины, по которым он не может принять Советы, он прежде всего — офицер Российского флота, чья жизнь принадлежит Отечеству. Он должен быть выше личной неприязни и послужить восстановлению Родины из хаоса и сделать все для ее процветания. Также ему как человеку чести претило сотрудничество Белой гвардии с иноземными завоевателями и государствами Антанты. Но стоило ему вспомнить о погибшей семье, расстрелянной восставшими мужиками собственного поместья, как откуда-то изнутри поднималось душное тяжелое зарево ненависти. Жажда мести клокотала в груди и дурманила голову. Комиссар чутко улавливала эти настроения и была начеку, чтобы своевременно вразумить компетентного и полезного для революции военспеца. Убеждать «товарища Беринга» в том, что партия большевиков знает, как восстановить Отечество, — в этом Мария видела свои обязнность и долг, хоть ей и приходилось отчасти лукавить.
Глава 2
Первый морской полк быстро продвигался вперед, часто наугад, не зная, кем заняты населенные пункты по ходу следования. На одном из заседаний командного состава комполка Беринг предложил:
— Думаю, давно пора сформировать группу разведчиков — своего рода «впереди идущих».
— Ну что ж… не возражаю… — отозвалась Мария Сергеевна. — Поручим возглавить группу… скажем, товарищу Ярузинскому, — добавила она, намеренно не обращая внимания на полный досады взгляд краскома.
Сам Беринг имел в виду матроса Луцкого, которого товарищи уважали за спокойную надежность, мужество и легкий в общении характер, но разве годится бесшабашный сорвиголова Алексей для такого важного дела? Комиссар же знала, что Ярузинский не только решительный и отважный боец, но и, когда требует ситуация, может быть практичным и осмотрительным. Уступать Берингу Мария Сергеевна не собиралась, настаивая на том, чтобы дозорный разъезд сформировали из товарищей Алексея. Да, они отчаянные, зато идеально подойдут для рискованных заданий, дружны между собой — тоже польза для общего дела. Дар убеждения не подвел — Мария добилась своего. И расчеты ее не обманули, хотя первое время ее подопечным пришлось нелегко.
Морякам пришлось осваивать верховую езду, а это оказалось для них мудреной задачей. Мобилизованные казаки, глумливо ухмыляясь, обучали матросов, начиная с азов. Пользуясь возможностью безнаказанно досадить флотским, не упускали случая поиздеваться над новичками. Те, стиснув зубы, отмалчивались: без конца седлали и расседлывали коней, тряслись в седлах, словно мешки с овсом, разворачивались под грозные окрики учителей и снова трогались с места.
Почувствовав себя командиром, Алексей упражнялся прилежнее всех. Весь в поту, не давая пощады ни себе, ни своему наставнику, смуглому парню с костлявой грудью, он кружил по двору, то пробуя картинно взлететь в седло — и срываясь, — то, рискуя сломать ноги, пытался соскакивать с коня.
На удивление легко давалась выездка богатырю Дмитрию, которого друзья называли Митяем: тот провел детство у родственников, в кубанской станице. Грузный, он и при своем изрядном весе гарцевал задорно и непринужденно, а пешим перемещался легко и бесшумно, словно огромный кот.
В октябре 1918-го при переходе к хутору Крылёво шальные казаки знаменитой сотни Черновцова налетели на отставший обоз, изрубив раненых матросов. Те отстреливались до последнего, но не спас даже приписанный к обозу пулеметчик.
Кусая губы и отворачиваясь, чтобы скрыть предательские слезы, хоронили матросы товарищей; сестры милосердия и санитарки плакали. Дали последний салют. Комиссар не упустила случая произнести траурную речь, призывая товарищей так же — до последнего — защищать интересы революции. На заседании партячейки обсудили создавшееся положение и решили назначить новых обозных — из легкораненых.