Вся эта круговерть совершенно закружила Капитолину. Она была нужна здесь как воздух и горевала, что редко удавалось выбраться навестить «Дарьюшку». Девушка работала не покладая рук, но главное — воодушевляла домашних, озаряла любовью, окружала заботой и молитвенной поддержкой, которая была так нужна этим людям.
Глава 15
В то достопамятное утро Лина нескладно развела огонь — он нежданно затух, когда блинное тесто уже было разведено. Перекрестившись, девушка терпеливо потянулась в печное дышло, чтобы разобрать злополучный завал и заново сложить дрова «колодцем». Она и не заметила, как неосторожно вымазала руки и грудь сажей, а потом случайно задела лицо, обильно размазав сажу по щеке. Вздохнув, Лина решила закончить с растопкой и околопечными делами, а потом уже переодеться. И тут зашел улыбающийся Алексей (и что он так рано вернулся сегодня?), а следом за ним высокий деревянный порог перешагнул черноволосый, с тонкою проседью, подтянутый джентльмен в элегантном костюме. Лина обомлела:
— Батюшки… Виктор Лаврентьевич!
Она кинулась было навстречу — но, перехватив изумленный взгляд Беринга, тут же вспомнила о своих утренних злоключениях и внешности — как раз для великосветского приема! — и зарделась от стыда.
Бесцеремонный Алексей, посмеиваясь, шутливо приветствовал «натуральную Золушку», а оторопевший Беринг тем временем осознал свою оплошность и перестал пристально рассматривать вымазанную сажей растрепанную девушку в сбившемся деревенском платке. Многословно поздоровавшись, он принялся нарочито оживленно рассказывать о своем путешествии, обращаясь, главным образом, к Алексею. Лина между тем выскользнула из кухни и бросилась поскорее умываться и приводить себя в порядок.
Вскоре она вернулась в кремовом ситцевом платье, подвязав смоляные кудри вишневой лентой, и стремительно подошла к Берингу поздороваться comme il faut — застенчивая и свежая, как молодой бутон. Склонившись в полупоклоне, Виктор Лаврентьевич прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони (Капитолина постаралась поскорее выдернуть руку и спрятала ее за спину, стесняясь полосок под ногтями) — и разогнулся, всматриваясь в милые сердцу глубокие темно-черешневые очи, которые так часто вспоминал.
Радостно приветствуя гостя, появилась Софья Павловна и, пока Капитолина накрывала на стол, повела его обозревать «усадьбу». Беринг старался дипломатично скрыть недоумение, с которым оглядывал крестьянское хозяйство Ярузинских (ему был чужд деревенский быт и незнакомы красоты сельской жизни) и только вежливо кивал в ответ на пространные объяснения Софьи Павловны. Он с удовольствием полюбовался тем, как ловко Капитолина управляется с толстощекой Любашей, и даже рискнул взять девчушку на руки, впрочем признаваясь при этом, что давно утерял навыки обращения с младенцами.
Ввечеру взволнованной Капитолине и Берингу долго не спалось: им казалось, что им столько еще нужно высказать друг другу, и они двинулись к кустарникам — послушать соловьев. И в самом деле, в тот теплый июньский вечер славные птахи пели так самозабвенно, как, может быть, поет восторженная человеческая душа в считаные случаи за всю жизнь.
Завороженные, они долго стояли у опушки, подернутой деликатной дымкой вечернего тумана, и душа их в ту минуту была подобна растопленному воску. Отважившись, Виктор Лаврентьевич принял руку Капитолины в ладони, окончательно признался ей в любви и сделал предложение. Девушка, потупившись, пыталась спрятать полыхавшее в глазах откровенное счастье. Виктор Лаврентьевич неотрывно смотрел на ее румянец, выдающий волнение: у него самого поплыло в голове, как от крепкого виски. Затаив дыхание, как приговора, Беринг ждал реакции Капитолины. Чуть удивленно, даже недоверчиво он услышал ее трепетное «почту за честь» и не сразу осознал, задохнувшись ликующим возбуждением.
Вернувшись в дом, Виктор Лаврентьевич во всеуслышание объявил о своих намерениях и о согласии Капитолины Иоанновны, которая застенчиво пряталась за его спиной. Вопреки потаенным опасениям, он не встретил и тени осуждения ни в ком из членов семейства: домашние были единодушны в искренней радости за Виктора Лаврентьевича и свою любимицу. Софья Павловна ничуть не удивилась, видимо ожидая подобного исхода, — и одобрила сообщение милой улыбкой и радостно промолвила: