Добирались на поезде, потом на подводе. Ночевали на постоялом дворе. Потом снова тряслись целый день по немилосердной жаре. Наконец добрались, справляясь у местных, уладили в канцелярии формальности. Алексей проводил мальчиков до дверей, еще раз напомнил, чтобы старались держаться вместе, прижал к себе, перекрестил…
Развернувшись, он заметил у часовни группу черниц, приблизился. Одна — невысокая, худенькая, с ласковым взором тяжко усталых, но все еще молодых темно-вишневых очей — подошла спорою поступью. Спросила коротко:
— Привез?
— Привез, в корпус пошли.
— Ну, слава Богу… Господь все устроил, не зря хлопотали. За ребятишек не беспокойся, я присмотрю. Скучать поначалу будут — так наведывайся и письма пиши.
— Разумеется…
— На молебен о начале учебного года наутро останешься?
— Не смогу, выехать засветло надо.
— Ну что ж, с Богом. Ангела-хранителя в путь… Благословение у батюшки в дорогу получи.
Он еще постоял. Потом поднял на нее глаза:
— Мать Мария… Прости ты меня за всё… окаянного.
— Бог простит. И ты меня прости — за искушения… И если обидела чем…
Они поклонились друг другу. Алексей — очень низко, в ноги:
— Помолись за нас…
— Не сомневайся, Алеша.
Они разошлись в разные стороны. Уже навсегда.
ЧАСТЬ 4
Атанасия
Вот, вернулся и я сюда:
Смерти на свете нет -
Да, любимая, да! -
Нет, любимая, нет.
Нам было страшно,
Когда мы строили
Под немецким обстрелом баррикаду:
Владелец пивной, парикмахер, невеста ювелира -
Все из трусливого десятка.
Глава 1
После раздела в 1938 году Чехословакии, оккупации в марте 1939 года Подкарпатской Руси венгерской армией и боев с ней уже на территории Словакии Алексей, не ожидая ничего хорошего, отправился в Краков и принял там участие в создании Чехословацкой военной группы — первоначально нелегального чехословацкого военного формирования на территории Польши. С конца мая его сослуживцы стали на пароходах отбывать во Францию — их было более тысячи, многие вступили там в Иностранный легион. Но Алексей остался на польской земле: им двигало желание заступиться за родной край.
Перед отъездом в Краков Михаил Кляпин с товарищами заехал за Алексеем. Во дворе он увидел все семейство Ярузинских. Дарья с удрученным лицом, с молчаливой невысказанной мукой цеплялась за мужа и умоляюще заглядывала ему в глаза. Сережу со Степаном мобилизовали в Чехословацкую армию еще осенью 1938 года, и теперь ей было страшно провожать в неизвестность еще и мужа. Неясные, жуткие предчувствия томили ее. Алексей, опасаясь вызвать взрыв душераздирающих причитаний ласковым прощанием, чуть отодвинул Дарью в сторону, в последний раз пожал руку отцу, перекрестил дочерей. Потом поднялся в седло и махнул товарищам:
— Вы вот что: езжайте — я вас в Пряшеве догоню. Мне тут по делу еще надо…
Он повернул коня к нежно зеленевшему березовому леску в низинке. Конь прочавкал копытами по раскисшему болотцу, вынес Алексея на возвышенность — к старому светлому бору, наполнявшему воздух смолистым запахом нагретой солнцем хвои. Алексей спешился, прошел, крестясь, мимо часовни, задумавшись о своем. Бочком зашел в оградку, поправил калитку, присел.
— Ну, здравствуй, жена… Вот, Маша, снова я к тебе, родная… — Он немного помолчал. — Попрощаться пришел: настал час снова за оружие браться. Про детей много рассказывать не буду: ты, верно, оттуда и сама всё знаешь, но очень мне хочется с тобой про них поговорить. Сергей — разумник, труженик, не робкого десятка сын наш… И девчонки наши славные: Любаша — рыжик неугомонный, котенок ласковый, утеха мне — в память о нашей любви, точно как ты говорила тогда… Аннушка — строгая, красавица — в тебя пошла… Эх, Машенька, быть бы тебе с нами, да вишь как жизнь повернулась… — Алексей, разволновавшись, задрожавшей рукой потянулся к внутреннему карману за кисетом. — Марьюшка, зорька алая, улетела ты, словно горлинка, — а как жить без тебя, не поведала! Когда же я-то к тебе, душа моя, — не дождусь всё никак… Ты уж моли там Господа Бога, чтобы и мне к тебе поскорее…
Склонив голову на грудь и обхвативши ее руками, он сидел напротив высокого потемневшего креста, прислушиваясь к сосновому шуму в вышине, а ласковый ветер тихонько ворошил его поредевшие пепельные кудри.