Его орудия действовали отлично, и Шилко считал, что это по большей части, заслуга Ромилинского. Штаб замечательно поддерживал его, они были командой. Солдаты хорошо сражались. Шилко был полон решимости сделать все от него зависящее, чтобы исполнить свой долг. Но сейчас, сидя в немецком сарае, в окружении великолепных инструментов для обработки земли, сделанный из того же металла, что и его драгоценные орудия, Шилко думал о том, что чего ему действительно хотелось — так это растить урожай, быть земледельцем, вне зависимости от условий. Конечно, поколения крестьян, из которых он происходил, научились всей душой ненавидеть войну настолько же, насколько любили зеленые ростки, пробивающиеся сквозь святую землю.
Может быть, подумал он, Паша, его сын, сможет помочь ему. Возможно, партии будет нужен кто-то, кто сможет наладить реформируемое сельское хозяйство. Конечно, партия могла бы использовать его таланты, тем более, что он так мало хотел взамен. Возможность мирно месить сапогами землю.
Шилко поднялся, и, смирившись с неизбежным, отправился исполнять свой долг. Командный пост расположился во дворе. Шилко побуркивал на подчиненных, словно добродушный старый пес, напоминая им не допускать никакого ненужного ущерба. Не успел пост полностью развернуться, как эфир переполнили сообщения о попытках прорыва немцев в тылу, о боях на юге, слухами о массированной контратаке американцев в полосе наступления третьей ударной армии. В этой суете никто пока не удосужился прислать Шилко огневые задачи. Но он знал, что приказ придет, когда придет время. Он передал управление штабом Ромилинскому и пошел побродить. Его подчиненные, опьяненные победой, были в восторге от войны. Даже когда поступили доклады о проблемах, они сохраняли уверенность. Шилко задавался вопросом, почему, несмотря на все годы подготовки, он не разделял их энтузиазма. Он положил руку на капот небольшого зеленого трактора, поглаживая его, словно животное. Нехотя он оторвал руку от тихой заглушенной машины.
Он брел по скотному двору, мимо низкого сарая, где в загоне с хрюканьем бродили свиньи. На командном посту кипела бурная деятельность. Трещало радио, кто-то что-то записывал, пачкая грязными руками чистые листы бумаги. Начальник связи жаловался на то, что как только он прокладывал кабели к батареям, какие-то козлы рвали или переезжали их. Ромилинский работал над картой с сосредоточенностью хирурга. Кто-то ел на рабочем месте, стараясь максимально использовать запасы еды, обнаруженные в доме. Дежурный старший сержант подал Шилко чай.
— Какие изменения? — Спросил Шилко у Ромилинского.
Капитан покачал головой.
— Ситуация остается крайне запутанной. Количество огневых задач для дивизионной артиллерии остается низким, а вот полковые орудия ведут огонь на пределе возможностей. На фронте горячо. Там все смешалось. Я опасаюсь, что программа распределения целей работает не очень хорошо.
Из-за низких холмов отчетливо слышались звуки боя. Но в долине, в которой дивизиону было приказано остановиться и развернуться, было спокойно. Шилко надеялся, что война не доберется сюда, чтобы уничтожить аккуратную технику в сараях или животных, или причинить любой ущерб хорошему хозяйству отсутствующего фермера.
— Что с американским наступлением?
— Доклады от фланговых подразделений поступают с перебоями. Я проверял дивизионную сеть связи, — сказал Ромилинский, нахмуривая от беспокойства брови. — На юге настоящий бардак. Но меня гораздо больше беспокоят немцы, действующие здесь. Похоже, даже голландские войска присоединились к контратаке. А все думали, что они потеряли боеспособность.
— Ими движет отчаяние, — сказал Шилко, как ни в чем не бывало. — Они сражаются за свои дома. Должно быть, это страшно — находиться сейчас по другую сторону фронта.
Ромилинский удивленно посмотрел на него. Затем продолжил тоном правильного штабного офицера, проигнорировав размышления командира.
— Все наши силы заняли позиции. В нашем распоряжении восемь орудий, и мы работаем над тем, чтобы восстановить орудие номер три батареи Давыдова. Вроде бы проблемы с гидравликой. И до сих пор нет снабженцев с боеприпасами. Но у нас осталось достаточно снарядов, чтобы устроить кому-то теплый прием, товарищ подполковник.