В начале гражданской войны в особенности они судили по внешним признакам и убежденно верили, что «советские банды» зарекомендовали себя весьма плохими «сражателями»[4].
Еще лучше подтверждает сделанную нами оценку следующая небольшая выдержка из книги некоего присяжного поверенного Н. Н. Иванова, бывшего члена северо-западного правительства, военным министром в котором был ген. Юденич.
«Весьма любопытна была психология русского воина, вчера красного, сегодня белого, назавтра нередко опять красного, потом вновь белого. Некоторые переходили, как гуляли, — словно у большевиков была одна деревня, у нас другая. Посмотрит здесь, уйдет туда и снова вернется»…
Или следующие строки[5]:
«Я близко видел гражданскую войну и мое заключение: народ наш в массе не принял гражданской войны ни от красных, ни от белых и участвовал в ней весьма нехотя. Это как то всегда забывается».
Тогда, однако, белые по-видимому это твердо «помнили» и из этого обстоятельства делали соответствующие выводы.
Правда, скоро началось протрезвление, но оно наступило не сразу, и это состояние легкого опьянения предстоящими успехами и несомненной победой было легко испытывать, успокоившись на пуховой перине удачно созданной легенды о большевиках, как о германских агентах, и о красной гвардии или Красной армии, как орудии планов германского генерального штаба.
Временное разорение России при таких условиях было, по мнению белых, конечно, неизбежно, потому что именно эту задачу преследовал германский генеральный штаб, но так и не успел осуществить за время империалистской войны; завершение ее досталось Красной армии.
Ведь «большевизм и германизм тесно переплетены между собой», — уверял в январе 1918 года ген. М. В. Алексеев членов донского правительства, желая рассеять их предубеждение против идеи добровольчества. «Борясь с большевиками, добровольческая армия вместе с тем продолжает войну и с немцами»[6]. А раз так, победа над большевиками маячила где-то совсем близко, может быть даже до, — а во всяком случае очень скоро после того, как «верные союзники» поставят на колени Германию и получат свободу действий, чтобы навести порядки в Смольном.
«Навьи чары» этой легенды ныне, кажется, рассеялись совершенно. О ней не говорят и не пишут; и если мы считаем уместным здесь на этом остановиться, то, конечно, отнюдь не за тем, чтобы в чем-либо разубедить ген. А. И. Деникина, который до сих пор сохраняет «лично интуитивное глубокое убеждение в предательстве советских комиссаров»[7].
Такая «интуиция» интересна просто, как любопытный человеческий документ — не больше.
Эта грандиозная политическая провокация привлекает еще сейчас наше внимание потому, что, если раньше «широкие круги русской общественности» склонны были рассматривать ее, как результат специфически русских настроений, продукт отечественного, так сказать, производства, — то теперь мы имеем данные утверждать, что это была определенная, широко задуманная и хорошо тогда проведенная политическая кампания международного характера, с помощью которой международная буржуазия пыталась задушить первые вспышки пролетарской революции.
И не русская, разумеется, буржуазия играла в этом концерте первую скрипку; партию вела самая умная и дальновидная, самая расчетливая и ловкая представительница враждебного нам класса — буржуазия англосаксонская.
Но, конечно, и для русской буржуазии эта идея— выносить за одну скобку большевиков и немцев, казалась особенно благодарной и, в качестве орудия военно-политической борьбы и пропаганды, не раз играла роль крупного козыря.
Впервые ею ковырнул ген. Корнилов, при чем этот в полном смысле политический недоросль сразу довел ее до геркулесовых столбов нелепости и абсурда.
«Временное правительство, под давлением большевистского большинства советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба, убивает армию и потрясает страну внутри»[8],—писал он в своем, мало кому известном, приказе. Здесь за одну скобку попали не только большевики, но уже и временное правительство, столь послушно относившееся к антанте.
Выяснению вопроса о том, в какой мере армия революции была на службе германского генерального штаба уделяет в своей книге не мало внимания «член омского правительства», Г. К. Гинс. По наивности, а может быть и глупости — его «впечатления и мысли», составляющие два внушительных тома, дают все основания для последнего предположения, — он простодушно рассказывает вещи, которых не найти у других белогвардейцев.
4
Генер. штаба полк. Добрынин. «Борьба с большевизмом на юге России. Участие в борьбе донского казачества. Февраль 1917 г. — март. 1920 г.» Прага 1921 г. Стp. 40.
5
Н. Н. Иванова. «О событиях под Петроградом в 1919 г.» Записки: «Архив гражданской войны». Выпуск I. Изд-во «Русское творчество». Берлин (год не указан) Стр. 85–86.
8
Приказ ген. Корнилова от 27 августа 1917 г. Цитирую по «Истории второй русский революции» П. Н. Милюкова, т. 1 вып. II. Корнилов или Ленин. Стр. 241. Российско-болгарское книгоиздательство. София. 1922 г.