«Русские люди. Немцы и большевики говорят вам, что мы — англичане, французы и американцы — вступили на русскую землю, чтобы отнять ее у вас и отобрать ваш хлеб. Это ложь. Знайте, что мы не хотим ни пяди вашей земли и ни фунта вашего хлеба. Мы идем к вам, как друзья и союзники для борьбы за общее дело и для защиты общих с вами интересов. Мы идем спасти русскую землю и русский хлеб от немцев и их наемников — большевиков.
Во Франции немцы уже бегут перед нашими войсками. Их ставленники в России — большевики — не выдерживают ни малейшего организованного натиска и бегут с награбленным добром»[11].
Генералу Пулю, на берегах Финского залива, вторил начальник всех союзных военных миссий в Финляндии и Прибалтийских Штатах, с той только разницей, что ген. Гоф писал грубее и откровеннее:
«Германия взлелеяла большевиков за счет человечества, и ее руки обагрены кровью русских. Многие русские командиры до такой степени тупоумны или коротки памятью, что уже открыто говорят о необходимости обратиться к немцам за помощью против воли союзных держав.
Скажите этим дуракам, чтобы они прочли бы мирный договор. Все, что Германия имеет, уже ею потеряно. Где находятся ее корабли для перевозки припасов, где находится ее подвижной состав»[12].
Сторонники той мысли, что вожди пролетарской революции в России, вожди коммунистической партии, в начале революции были ни чем иным, как обыкновенными агентами германского генерального штаба никогда не нуждались в доказательствах; по их мнению, таковых было более, чем достаточно. Одним из наиболее часто применявшихся был, конечно, брестский мир, — помилуйте, кто, кроме германского агента решился бы его заключить столь свободно и легко.
Особо «тонкое» чутье и «понимание» исторических событий обнаруживает на этом примере, конечно, Деникин. Мы отнюдь не шаржируем, а точно воспроизводим написанную им фразу: по его словам, Брест-Литовск был ни чем иным, как «комедией, разыгранной для соблюдения приличий, так как платные агенты германского генерального штаба, в числе которых называют Ленина и Троцкого, не могли не исполнить требований своих нанимателей»[13].
В отрывке из мемуаров Оттокара Чернина, участника брест-литовских мирных переговоров[14], имеются весьма красочные строки, показывающие, с какой «свободой и легкостью» шел к своей цели Л. Д. Троцкий. В своем дневнике под 2 февраля Чернин описывает под свежим впечатлением заседание под его председательством о территориальных вопросах. Он стремился «использовать вражду петербуржцев и украинцев и заключить, по крайней мере, мир с первыми или со вторыми». Политика его была, конечно, проста.
«Я просил украинцев открыто, наконец, высказать свою точку зрения петербуржцам, и успех был даже слишком велик. Грубости, высказанные украинскими представителями петербуржцам сегодня, были просто комичными и доказали, какая пропасть отделяет оба правительства, и что не наша вина, если мы не можем заключить с ними одного договора. Троцкий… был в столь подавленном состоянии, что вызывал сожаление. Совершенно бледный, с широко раскрытыми глазами, он нервно что-то рисовал на пропускной бумаге. Крупные капли пота текли с его лица. Он, по-видимому, глубоко ощущал унижение от оскорблений, наносимых ему его же согражданами в присутствии врагов».
Как известно, 8 февраля мир с украинцами был подписан и, кстати сказать, одна из побудительных причин подписать его заключалась, по словам гр. Чернина, в том, что «Троцкий (был) очень подавлен тем, что мы все же сегодня заключаем мир с Украиной».
Это обстоятельство укрепило Чернина в решении его заключить.
Известная история о «пломбированном вагоне», в котором были любезно доставлены Германией ее агенты — большевики, поучительна и имеет значение, в смысле отношения к тому, с чем ознакомится читатель из последующего изложения — как типический и яркий образчик приемов борьбы с нами иностранной и отечественной буржуазии.
Отсутствие понимания нас, злостный вымысел и клевета— вот несколько однообразный и утомительный фон, канва, не менявшаяся целых семь лет от истории о «пломбированном вагоне» в 1917 г. до эпизода с подложным «письмом Зиновьева», опубликованным английскими консерваторами накануне выборов в палату общин в 1924 г.
Эту поправку читатель отнюдь не должен упускать из вида и вводить ее даже в тех случаях, когда ремарки автора были ограничены и поверхностны.
Наряду с этим, здесь уместно отметить и следующее:
В хаосе стихийного разрушения старого порядка в Красной армии и вокруг армии стали первыми оседать кристаллы организующего начала социальной революции. С постепенным развитием революции, чем дальше, тем больше, крепла и росла Красная армия, неуклонно привлекая к себе внимание и любовь трудящихся Советского Союза.
А наряду с ними и в прямой к ним пропорциональности росли злоба и ненависть к армии революции среди врагов революционного Союза. Высокомерно пренебрежительное отношение к советским «сражателям» и «бандам» сменилось изумлением, а потом и интересом к этим бандам, по мере того, как, благодаря их работе, исчезали одна за другой многочисленные «раковые опухоли» интервенции, периодически появлявшиеся на окраинах бывшей российской империи.
Освещению этой любопытной метаморфозы и посвящены последующие строки.
Красная гвардия
Напомним общеизвестные исторические факты.
В то время, как в Брест-Литовске представитель Советской России, тов. Л. Д. Троцкий, вел переговоры о заключении мира, на западном фронте революции, германские части без всякого сопротивления занимали в начале 1918 г. территорию до Нарвы, Пскова, Полоцка и линии Днепра, а затем Украину и Крым, направляя передовые авангарды своих войск на Кавказ — к бакинской нефти и в Грузию.
На севере германские же штыки дивизии фон-дер-Гольца восстанавливают буржуазную власть в Финляндии; на юге румыны захватывают Бессарабию.
Южный фронт революции определился созданием, с одной стороны, донской Вандеи, обеспечивавшейся сначала германским оружием и материальной помощью ген. Краснову, а, с другой — организацией так называемой добровольческой армии, двумя кубанскими походами 1918 г. разорившей Кубань и вслед за тем тесно связавшейся с державами-союзницами, помощь которых только и сохранила эту армию от гибели в самом зародыше добровольческого движения.
В ночь с 25 на 26 мая вскрывается гнойный нарыв чехословацкого восстания на востоке и его выделения на запад образовывают вскоре третий-восточный фронт революции. Отряды чехословацкого корпуса упорными боями теснят наши силы к западу и в сравнительно короткий срок занимают важнейшие пункты в Поволжья: 8 июня — Самару, 5 июля — Уфу, 20 — Тюмень, 25 — Екатеринбург и другие пункты. 6 августа была захвачена Казань, при чем на участке от Хвалынска до Казани чехи и соединившиеся с ними отряды «народной армии» и дутовских казаков перебрасываются на правый берег Волги.
Наконец, 1 августа 1918 г. утром мудьюгские укрепленные позиции возле Архангельска были заняты десантом держав-союзниц, а 2 августа образовалось «верховное управление» северной области под председательством Н. В. Чайковского.
Этой «раковой опухолью» на живом теле страны была плотно и надолго закрыта последняя отдушина на северном фронте, и советская республика восставших рабочих и крестьян оказалась зажатой, в крепкие тиски, без нефти и угля, сибирского и украинского хлеба, без захваченного в Казани чехами золотого запаса, на небольшом пятачке центральной России, окруженном по всей дуге горизонта огненным морем ожесточенной гражданской войны и обильно минированном внутри фугасами предательства и измены.
И русские актеры и статисты и иностранные режиссеры отечественной контр-революции убежденно верили в быстрое падение Советской власти, и последние за спиною первых уже делили шкуру не убитого русского медведя, устанавливая сферы и зоны своего влияния в «колонии», занимающей 1/6 часть земной поверхности.
11
«Вестник верховного управления северной области». Архангельск. № 2 от 11 августа 1918 г.
12
Перевод английского официального письма от 4 августа 1919 г., начальника всех союзных военных миссий в Финляндии и Прибалтийских Штатах, генерал-лейтенанта Гоф к генералу Юденичу, сделанный в штабе ген. Гоф и за личной его подписью, приложенный к подлиннику на английском языке. По своей совершенно исключительной, кабацкой грубости документ этот во всей белой литературе является единственным. Но, к удивлению, Родзянко приводит его без особого стыда и возмущения, как будто так и надо было. —А. П. Родзянко. «Воспоминания о северо-западной армии» стр. 163.
14
О. Чернин. «Брест-Литовск». «Архив русской революции», издаваемый И. В. Гессеном. Берлин. 1922 г. Т. III, изд. второе, стр. 129.