Вот он-то и решил заполучить в свой институт столь «ценного кадра», как Ольга Борисовна Лепешинская.
VII
Критическая пора в жизни Лысенко
Район, который обнимал кругозор этого идиота, был очень узок.
Путь к вершине административных научных постов был для Лысенко внешне гладким, и он сумел обойти в рангах послужного списка Ольгу Борисовну.
После того как в 1929 году Лысенко занял должность заведующего лабораторией Одесского института генетики и селекции, он стал часто появляться на всевозможных заседаниях важных государственных органов, выступать на конференциях и семинарах. Вскоре, не без наушничества лысенкоистов, директор и создатель института Сапегин был арестован и помещен в тюрьму за мнимое вредительство. Сразу после этого Лысенко поменял название института на Селекционно-генетический институт, задвинув слово «генетика» на задний план.
Два момента резко отличали деятельность Лысенко и Лепешинской. Благодаря стараниям наркомов земледелия Украинской ССР А. Г. Шлихтера и СССР Я. А. Яковлева для Лысенко был создан специальный журнал (научный по статусу) «Бюллетень яровизации» (позже переименованный в «Яровизацию», а после войны выходивший под названием «Агробиология»), В силу этого у Лысенко не было тех неимоверных трудностей с публикацией своих работ, с коими постоянно сталкивалась Лепешинская. В своем журнале, начавшем выходить в 1932 году, где он был главным редактором, Лысенко публиковал все, что ему заблагорассудится. Там же он постоянно печатал письма тех, кто некритически, но восторженно воспринимал любые его новации В частности, в «Яровизации» появились отрывки из выступлений самоучки-земледела, бригадира звена из колхоза «Заветы Ильича» в деревне Шадрино, Терентия Мальцева, в которых он апологетически захваливал Лысенко и возмущался недалекостью и упрямством генетиков, толковавших о каких-то генах, которых и быть-то в природе не может,
«По-моему, тысячу раз прав Т. Д. Лысенко, что он новыми методами своей работы, построением своей новой революционной теории, систематически, как камни в застоявшуюся воду бросает вызов за вызовом представителям старой генетики63.
…Я часто теперь задаю себе вопрос. Что было бы с генетикой и генетиками, если бы их не тревожили такие люди, как Т. Д. Лысенко. Нашли ли бы генетики выход из того тупика, в который их завела гипотеза независимости генов. Генетика… утверждает, что на каждый признак, или группу признаков, есть «ген» или группа «ген». Я и спрашиваю, сколько же может быть у организма, тем более многоклеточного, признаков? Я думаю, что вряд ли можно для их подсчета набрать достаточно цифр, могущих выразить число, переваривающееся в человеческой голове… И вот, когда задумываешься над такими вопросами, то поневоле удивляешься фантазии генетиков, которые ведь должны принимать такое количество ген в хромосомах, которого не выдерживает никакая фантазия»64.
Второй решающий момент в судьбе Лысенко был связан с оценкой (или, вернее, некритическим захваливанием) его гипотез таким крупным в научном мире человеком, как академик Николай Иванович Вавилов. Если Лепешинскую привечали партийные верхи, но жестоко критиковали специалисты в ее области, то Лысенко был обласкан в обеих сферах. Конечно, более трезво мыслящие биологи и селекционеры критиковали агронома Лысенко, но авторитет Вавилова, который поверил в самобытность мышления его выдвиженца и одновременно выдвиженца коммунистической партии, сбросить со счетов было нельзя. Вавилов последовательно и неутомимо протежировал Лисенко, выдвигал его кандидатуру в члены-корреспонденты, а затем и действительные члены (академики) влиятельных академий — Всеукраинской и Союзной, представлял его на соискание Ленинской премии, печатно и устно в СССР и за рубежом хвалил лысенковскую яровизацию, его летние посадки картофеля, «теорию» стадийного развития растений и многое другое. Бывали и размолвки, но доброжелательность и интеллигентность Вавилова брали верх, он продолжал чуть ли не до 1939 года верить, что у Лысенко — своеобразный ум, недюжинная смекалка, хотя ему и не хватает порой знаний и образованности.
Был в вавиловском поведении наверняка невыказываемый, но важный политический подтекст. В 1935 году отношения Вавилова со Сталиным испортились. А именно в 1935 году Лысенко дважды выступил в Кремле перед Сталиным во время его встреч с колхозниками-ударниками и уже в первую же
встречу в октябре блестяще сыграл свою роль. Он нашел такой тон, который сразу расположил к себе уже почти всесильною диктатора: о себе говорил не просто скромно, а даже уничижительно («Я уверен, что я чрезвычайно плохо изложил затронутые мною вопросы по генетике и селекции. Я не оратор. Если Демьян Бедный сказал, что он не оратор, а писатель, то я не оратор и не писатель, а только яровизатор»65), о своих достижениях также не распространялся, но представил дело так, что всем было ясно — без него не прокормиться великой стране. Вавилова он в двух словах похвалил, но зато своих научных противников обвинил такими фразами, каковыми никто еще до него в стране не изъяснялся. Он заявил Сталину то, что тот только и хотел услышать:
«Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с так называемыми «учеными» по поводу яровизации…
Было такое дело… вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело. И в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг — всегда враг, ученый он или нет.
Вот, товарищи, так мы выходили с этим делом. Колхозный строй вытянул это дело. На основе единственной научной методологии, единственно научного руководства, которому нас ежедневно учит товарищ Сталин, это дело вытянуто и вытягивается колхозами»66.
Сталин, воодушевившись цветистой речью «яровизатора». по окончании ее вскочил и закричал в зал: «Браво, товарищ Лысенко, браво!» Фраза эта была напечатана во всех советских газетах, что было публичным объявлением Лысенко победителем в научных дискуссиях.
В 1934 году его провели в академики Всеукраинской академии наук. Как уже упоминалось, за два года до этого директора и создателя Одесского института генетики и селекции профессора А. А. Сапегина арестовали. Тут же неученый Лысенко (можно сказать, человек не уважающий науки и презирающий ученых) был назначен научным руководителем института. Директором он стал в 1934 году. В 1935 году он был назначен правительством СССР академиком ВАСХНИЛ, в 1938 году — президентом этой академии. В 1939 году его вместе со Сталиным избрали академиком АН СССР. В 1940 году после ареста Вавилова он занял кресло директора Института генетики этой академии. Лысенко занимал одну из высших позиций в Верховном Совете СССР, год за годом получал новые и новые государственные награды и премии. Он для отвода глаз именовался беспартийным, но был приглашаем на съезды партии как свой, а при Хрущеве и выступал на этих съездах и даже участвовал в работе мандатных и ревизионных комиссий съездов КПСС.
Однако жизнь временщиков всегда таила и таит в себе не одни лишь удовольствия, и каждому из них приходилось во все времена крутиться и изворачиваться, чтобы не упасть. При Сталине, деспотично отправлявшем на казнь не только врагов, но и еще недавно столь им явно обласкиваемых клевретов, все были временщиками.