Однако в той книге история разгрома клеточной теории была изложена лишь фрагментарно. Поэтому я решил выделить из истории лысенкоизма часть, связанную с разгромом биологии клетки, и издать ее отдельной книгой. Последнее обстоятельство наложило особый отпечаток. Пришлось повторить некоторые события, подробно рассмотренные в первой книге, ибо без них в ткани повествования появились бы бреши, лакуны, возникла бы фрагментарность Я думаю, что те, кто читал первую книгу, простят мне эти повторения, понимая необходимость изложения некоторых основополагающих событий повторно.
Феномен лысенкоизма — политический, возник он задолго до появления на политической сцене самого Лысенко. В пору становления советской власти, в период создания Лениным и Сталиным «красной интеллигенции», «красных спецов» были заложены условия и для зарождения лысенкоизма. В книге «Власть и наука» я уделил много места доказательству этого положения. Поэтому, чтобы не повторяться, я почти не касаюсь данного вопроса в настоящей книге. Но это не означает, что за рассказом об анекдотических приключениях борцов с клеточной теорией я забываю об их политическом генезисе.
Я включил в настоящую книгу, малую по объему, рассказ о деятельности небольшого числа лиц, примкнувших к Лысенко в ту пору, когда он уже безраздельно властвовал в биологии. Эти люди в большинстве своем прошли свой самостоятельный путь, а кое-кто старался даже выставить себя на роль таких же по значимости, как Лысенко, независимых столпов биологии и вследствие этого указывавших на единственных для себя авторитетов — классиков марксизма-ленинизма. Но все эти люди — вольно или невольно — заимствовали у Лысенко методы пропаганды своих выдумок и так же, как он, искали главную опору в политиканстве самого грязного свойства.
Таким образом, герои этой книги — настоящие лысенкоисты, хотя в большинстве своем и не взращенные в им самим созданном клане. Можно было бы назвать их яркими представителями малого круга (можно сказать, периферийного круга) лысенкоизма.
Имена многих из действующих лиц этой книги успели выветриться из памяти людей, чему можно только порадоваться. Однако одним из побудительных мотивов для воскрешения их имен может быть то, что и сегодня нет-нет да появляются на общественной арене (в разных областях человеческой деятельности) люди, пытающиеся на практике применить все ту же тактику политиканства, с одной стороны, и отвергающие научные выводы — с другой. Механика деятельности, которая была присуща Лысенко и его адептам, не забыта, многие из приемов, применявшихся Лысенко и его сторонниками, используются на практике.
Исходя из этого, я смею надеяться, что изложенное в книге не только в какой-то степени удовлетворит интерес любителей истории и науковедения, но поможет сегодняшним читателям — и не только биологам, а, может, быть больше психологам, социологам и прежде всего учителям и студентам — лучше осознать те больные стороны в научной сфере в бывшем СССР и теперешней России, которые сохранились и даже культивируются по сию пору Без врачевания этих болезней немыслим прогресс, само же врачевание немыслимо без описания симптомов и течения болезни.
В книге много цитат — почти единственных материальных памятников описываемой мной эпохи. Возможно, кому-то покажется утомительным читать все эти выдержки, но без них мои утверждения остались бы пустой декларацией.
Тема лысенкоизма уже не раз становилась предметом исследования прежде всего западных ученых и тех русских, кто остался на Западе. Появились за последние 10 лет первые статьи и книги на эту тему и в России. Однако в них лишь вкратце, мимоходом обрисованы характеристики главных героев моего настоящего повествования. Почти не затронута в литературе тема противостояния ученых засилью Трофима Лысенко и его адептов. Важным вкладом в исследование того периода в жизни советской науки стала книга профессора В. Я. Александрова5 — истинного борца с лысенковщиной. Недавно замечательные воспоминания о той поре опубликовал профессор С. Э. Шноль6.
Пользуясь случаем, я хочу поблагодарить за помощь, которую мне оказали многие коллеги, передавшие документы тех лет и высказавшие свои суждения по ряду вопросов, а также некоторых писателей, прочитавших рукопись и высказавших свои замечания. Особо хочу поблагодарить В. Я. Александрова, В. В. Борисова, Г. Н. Владимова, В. Н. Гершановича, В. С. Кирпичиикова. Л. И. Корочкина, Д. В. Лебедева, И. Л. Лиснянскую, С. И. Липкина, С. М. Миркина, Е. Э. Печуро, В. Д. Тендрякова, Л. К. Чуковскую, В. П. Эфроимсона, а также мою жену Н. И. Сойфер. Я навсегда останусь признателен покойному В. Е. Максимову, опубликовавшему в 1986–1987 годах журнальный вариант этой книги в альманахе «Континент», Париж7, в то время, когда я еще находился в Советском Союзе. Выход в свет журнального варианта книги очень меня тогда морально поддержал.
I
Триумфатор биологии и агрономии
Такова была простота нравов того времени, что мы, свидетели эпохи позднейшей, с трудом можем перенестись даже воображением в те недавние времена, когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего.
Имя Лысенко замелькало на страницах центральных советских газет в 1929 году. «Правда», «Экономическая газета», «Сельскохозяйственная газета» посвятили много материалов так называемому «открытию агронома Лысенко». Смысл «открытия» заключался в том, что стоит подержать на холоде наклюнувшиеся проростки озимой пшеницы, а затем высеять их весной, как свойство озимости будет утрачено. Озимую пшеницу можно будет высевать весной как обычную яровую. Озимая пшеница относится к особому ботаническому виду пшениц и отличается от другого вида — пшеницы яровой. Озимую высевают осенью, ранней весной сохранившиеся под снегом проростки быстро идут в рост, к середине лета озимая пшеница созревает. Ее важное преимущество заключается не только в том, что с ее помощью можно получать два урожая в год, но и то, что она дает, как правило, большие урожаи, чем яровая Если учесть, что и трудовые ресурсы можно было распределить равномерно в течение года (осенью — сев озимой, весной — яровой, в середине лета — косьба озимой, ближе к осени — яровой), то можно понять, как важны обе культуры. Были и недостатки у обеих пшениц. При осеннем — подзимнем посеве озимой пшеницы развивающиеся растения иногда (в плохие годы) попадали в неблагоприятные условия: в бесснежные зимы покрывались ледяной коркой и вымерзали, при обильном снеготаянии и дождях весной — вымокали, покрывались плесенью, легко заражались грибными болезнями. Яровая пшеница больше страдала от весенних и летних засух.
Предложение Лысенко, по его словам, сулило двоякую выгоду: если бы озимая могла вызревать после посева весной, то всех зимних и весенних неприятностей можно было бы избежать, при этом еще собирать более высокие урожаи (озимая же более урожайна!). Когда в июле 1929 года центральные советские газеты дали первые сообщения о том, как отец Лысенко собрал урожай озимой пшеницы, сначала проросшей, а затем прямо в мешках пролежавшей более месяца в снегу и высеянной весной, то во всех статьях называлась цифра превышения урожая — почти на треть выше урожая яровой, посеянной на соседней делянке. Когда в 1935 году Лысенко опубликовал текст своего первого выступления в Кремле, он предпослал ему характерный заголовок «Яровизация — могучее средство повышения урожайности» (газета «Правда», 15 февраля 1935 г., № 45 стр 2). Забегая вперед, следует сказать, что обещание это оказалось невыполненным. С годами Лысенко перестал говорить с 30 %-ном увеличении урожаев от яровизации озимой пшеницы заявлял лишь о 10 %-ных прибавках, потом вообще отказался от весенних посевов яровизированной озимой пшеницы, а уверял что надо обрабатывать холодом пшеницу яровую (термин яровизация яровой был достаточно смешным, поэтому лысенковць стали употреблять просто термин яровизация, имея в виду холодовую предобработку проростков). Потом слово «яровизация стали применять в самых неподходящих случаях, в частности однажды Лысенко выступил с предложением заваливать плоде вые деревья снегом, чтобы прояровизировать яблони и груши…