Паренёк повернулся к девочке, и взгляды их встретились.
- Как хорошо вот так просыпаться. Я сразу вспомнил свою младшую сестру. Она была на год младше тебя.
Эльвира покраснела.
- Прости...а моются мальчики и девочки отдельно? - интимные темы девочка до сей поры обсуждала только с матерью.
- Нет, Эль. Вместе. Нас ведут в помывочную. Там у каждого свой таз. Нас окатывают сперва мыльным и дезинфицирующим раствором, а мы трёмся мочалками. А потом - смывают чистой водой.
- Ага, - проснулся мальчик, лежащий с другой стороны от Коли, - зато моют нас ихнии бабы. Вот уж кто получает удовольствие.
- У меня есть на что посмотреть. Они ресницами так хлопают - как будто мужиков никогда не видели и глазищи таращат, как раз, куда им хочется. А мы будем сегодня оценивать новенькую. Ха...- подал голос Макар.
- Коль, ты не станешь на меня смотреть?
- Нет, конечно. Только ты не сопротивляйся. Ничему здесь не сопротивляйся. А то накажут. Будет ещё хуже.
- Коль, а как наказывают?
- Дурочка ты. Страшно это всё. Да лучше тебе об том знать наперёд. Взгляни на первую от входа кровать. Видишь мальчишку?
- Что с его лицом?
- Вот так наказывают. Жить будешь, но, мало того, что и так жизнь не мила, так ещё и больно ведь. Он матом кричал, блевал почти неделю. А они выждали, когда очухается, и ну кровь гнать двойную порцию. Потому какие-то восстанавливающие ему наколят, наколят и снова - двойную...
- Всё, молчи. Меня сейчас стошнит. Прикрой меня. Я - в туалет.
Скоро палату повели в помывочную. В предбаннике дети сняли полосатую одежду - штанишки и курточки. Нижнее бельё не предусматривалось. Эльвира, памятуя наставление, не сопротивлялась. Только низко опустила голову и не смотрела ни на кого, лишь слушала короткие, как удары, приказы. Едкий пенящийся раствор щипал бледно-розовую кожу, щекотал язык, горло, ноздри и глаза.
Она придумала, что это всё ей сниться, а со сна - что взять...
Тем не менее, похотливые взгляды на своём беззащитном голом тельце девочка ощущала сполна. Тря полужёсткой мочалкой пупырчатую от прохладной воды кожу, вдруг поняла и простила мальчишек - здесь для них хоть такое развлечение...
Стыд - рефлекторный защитный механизм женщины любого возраста был грубо попран, нивелирован кастой силы до уровня простейших организмов, до которых девочке следовало, подавив в себе неприкосновенность личности, перекроив собственное Я, своё естество, опуститься.
В тот же день на процедуру - так назывался забор крови - взяли ещё одну девочку из их палаты - болгарку Нелли, худенькую и бледную, за время пребывания Эльвиры не проронившую не то, чтобы ни слова - не издавшую ни звука.
Нелли привезли в бессознательном состоянии на каталке и выгрузили, словно мешок с трухой.
- Не жилец, - кинув мимолётный взгляд на серое лицо и кисти рук с голубым оттенком, авторитетно вынес приговор Макар.
Опускавшийся с небес сумрак заглядывал в палату смертников через зарешечённое окошечко, безучастно простирая ярко красные лучи - кровавые дорожки, высосанные из лабиринтов русл небосклонного светила.
- Коля, ты на меня не смотрел, когда я мылась? - Эльвира глядела прямо в глаза.
- Извини, не смог удержаться. Прости меня за это. Ты - красивая, - честный деревенский пацан не мог солгать.
- Не извиняйся, Коля, я, правда, красивая?
- Очень. Мне такие девчонки не встречались. Лучше бы, конечно, нам с тобой познакомиться не здесь.
- Говорят, я похожа на маму. А ты - честный и добрый. Мне такие мальчики тоже никогда не встречались. Смотри на меня, каждый раз смотри. Твой взгляд укутает меня, защитит от похоти.
Эльвира старалась говорить молча, безголосо шевеля губами, и по глазам Николая прочла его ответ: