Снова шучу, разумеется. Такой вот у меня здесь почему-то извращенный недоюморок прорезался, не знаю уж чем навеянный.
На самом деле, в угадывавшейся под низким потолком безыскусной люстре, видимо, просто перегорела лампочка. Что ж, бывает…
Не разуваясь — жуткий моветон по корейским меркам, по крайней мере, на Юге — я протопал в ближайшую комнату. Собственно, единственную жилую — кроме нее и крохотного пятачка прихожей в квартире имелись еще только маленькая кухонька и совмещенный санузел. Но пока я ничего этого не знал — просто двинулся на свет, как мотылек.
А вот что выяснилось почти сразу — выключатель не работал и здесь. Не иначе, электричества не было во всей квартире. А может, и во всем доме. Или даже в квартале? Я попытался припомнить, горел ли свет в давешнем магазинчике — не факт, очень может быть, что там тоже все сводилось к чистым окнам.
Хотя, вон, троллейбусы по улицам как-то ездили…
Ладно, не суть.
В любом случае, в комнате, куда я попал, было достаточно светло, чтобы уверенно осмотреться. Простором она не поражала, но в силу минимума мебели единственному жильцу здесь вполне нашлось бы где развернуться. Еще в дороге по отдельным обмолвкам Пака я предположил, что дома проживаю один — нет ни престарелых родителей, ни жены или актуальной подружки, ни братьев с сестрами. И беглый осмотр этот вывод сходу подтвердил.
Почти треть комнаты занимал разложенный прямо на полу матрац-футон — определенно, слишком узкий для двоих, одному-то — впритык. К слову, само по себе отсутствие в корейской квартире кровати — это не от бедности, на Юге такое тоже вполне себе принято, даже в не самых дешевых отелях — по крайней мере, в некоторых из них.
К спальному месту примыкала ширма, за которой я обнаружил пару комплектов сменной верхней одежды — явно моего размера: рабочий комбинезон — наверное, тот самый, в котором полагалось мыть подъезд — и легкую курточку с выцветшими брюками. Плюс внизу стоял электрический утюг.
На стуле неподалеку висел линялый спортивный костюм — не иначе, использующийся в качестве одежды домашней. Еще здесь имелась тумба с бельем и всем подобным — на которой, кстати, стоял телевизор. Вовсе не допотопный — с пультом и плоским экраном. Почти на автомате я попытался его включить, но не преуспел — ну да, электричества-то нет…
Дополняла обстановку небольшая полочка с книгами. Я наугад взял одну — и хмыкнул: это оказались «Записки о Шерлоке Холмсе» на корейском.
Хм, неожиданно…
Вернув гениальное (вон, даже в КНДР оценили!) творение сэра Артура Конан Дойля на место, я потянул соседний с ним томик — и чуть было не треснувший в моей голове шаблон благополучно склеился: эта книга таки называлась «О трех принципах объединения Родины» и принадлежала перу аж самого Великого Вождя Ким Ир Сена. Впрочем, и она оказалась полна сюрпризов: между страниц в ней что-то лежало, и при попытке открыть — веером разлетелось по полу.
Ха: да это же деньги!
Отложив пакет с продуктами, который до сих пор так и держал в руке, я собрал выпавшие из «Трех принципов объединения» купюры — всего набралось около шести тысяч вон. Если ориентироваться на подслушанные мной в участке цены торгового центра «Тэсон» — стоимость жалкого килограмма риса. По меркам же соседнего районного магазинчика — хватит аж на сто двадцать пачек гречневой лапши. Судите сами, много это или мало.
Спрятав заначку на прежнее место, я наскоро перебрал остальные книги — благо, было их на полке не так уж много — но больше денег не нашел. Зато наткнулся на стопку продуктовых карточек — уже не между страницами, просто заставленную печатными изданиями сверху. Прямоугольнички двух цветов сулили приобретение по фиксированной цене кукурузу и пшено.
Помимо книг, на полочке стояла еще довольно большая картонная коробка с какими-то документами. Я проглядел пару верхних — это были копия ордера на вселение в квартиру и старый — от февраля месяца — график дежурств по подъезду. Решив, что подробнее изучу все эти бумаги позже, пока я оставил их, где нашел.
Ну и, наконец, главное, что сразу привлекло мой взгляд в комнате — при том удивило, но скорее удивило неприятно, почему я и оставил этот предмет обстановки на потом. Но вот дошел черед и до него: в углу стояла черная печурка — так называемая «буржуйка» — с выведенной в окно, через отверстие в стекле, трубой дымохода. Рядом на полу громоздилась стопка угольных брикетов — видимо, приготовленное топливо. В городской квартире, рядом с вполне современного вида телевизором смотрелось это, признаться, несколько сюрреалистично.