Болезненно охнула Хи Рен — ей, видимо, тоже досталось.
— Ты там цела? — на всякий случай спросил я.
— В коленку что-то вонзилось… — убрав правую руку с руля, девочка пошарила ею где-то внизу. — Деревяшка! — доложила затем. — Я ее выдернула!
— Умница, — привычно похвалил ученицу я.
За рекой лес закончился — и слева вдоль дороги потянулся высокий глухой забор с редкими тусклыми фонариками поверху.
— Кажется, подъезжаем, — обронил я.
— Скорее бы…
По забору побежали искры — видно, выбило пулями. И тут у нашего байка погасла фара — не иначе, зацепило рикошетом. А еще девочка вдруг начала неудержимо сползать куда-то вниз и влево…
— Эй, ты что? — в панике окликнул ее я — и не получил ответа.
Но в неровном отсвете фонарей с забора разглядел, как белая блузка пассажирки стремительно темнеет в районе левого плеча…
Только не это!
— Хи Рен! — истошно заорал я.
— Чон- сонсэнним, почему так больно?.. — едва слышно раздалось в ответ.
— Хи Рен, держись, мы почти на месте! — прокричал я — уже, собственно, почти не видя, куда еду.
— Да, Чон- сонсэнним, я держусь, — она и впрямь будто бы престала заваливаться на сторону — но при этом до конца и не выпрямилась.
Тут откуда ни возьмись прямо перед нами выросли решетчатые ворота — и мы влетели аккурат в них, напрочь снеся одну из створок. Впереди — стена, справа — стена, слева… Слева — не знаю, байк уже развернуло в противоположную сторону. Кое-как я затормозил, ни во что не врезавшись — ценой завалившегося набок мотоцикла. Девочку я все же успел из-под него выдернуть, убрать собственную ногу — уже нет.
Двигатель умолк — и со всех сторон я услышал топот, лязг затворов, крики:
— Не двигаться! Руки вверх!
Какие, на фиг, руки вверх⁈ Я, кажется, вообще не понимаю, где они у меня сейчас, эти самые руки. А вот насчет «не двигаться» — тут как раз запросто…
Тем более, что это ведь к нам не погоня подоспела — те еще, должно быть, только где-то на подходе. Значит — свои?
С меня грубо сорвали мотошлем, уткнули что-то в лицо… Что, что — ствол автомата, вот что!
— Помогите девочке, она ранена! — прохрипел я, почти задевая губами вороненую мушку «Калаша».
— Кто ты такой⁈ Отвечай, собачий отпрыск!
Блин, как там это… «Над всей Испанией…» Нет…
— По радио передали… над Пэкту бушует гроза! — сбивчиво выдал я заученный пароль.
— Что ты тут несешь, гаденыш? Какая еще гроза⁈ — ствол автомата ударил меня по губам. Вроде не сильно — зубы, думаю, уцелели — но во рту разом сделалось солоно.
То есть — это все же не свои? Или просто конкретный боец не в курсе?
— По радио передали, над Пэкту бушует гроза! — заорал я уже во весь голос.
— Да ты, сволочь, издеваешься! — свирепо рявкнули мне.
— Отставить — это наш! — перекрыл тут все прочие крики властный голос. И тут же продолжил: — Боевая тревога! Занять оборону по периметру!
Автомат от моего лица разом пропал, и вскоре вместо него я увидел хмурое лицо склонившегося надо мной пожилого офицера.
— Сегодня над Пэкту — значит, завтра над Мансу, — четко произнес он.
Ну вот, другое дело…
— Девочка… — прошептал я. — Приехала со мной… Она ранена…
— Ким, раненую — в санчасть! Живо! — тут же распорядился офицер. — Пак, Ли, поднимите этот гребаный мотоцикл!
Двое бойцов спешно убрали байк с моей ноги. Легче той почему-то не сделалось.
— Вы сами-то как? — осведомился офицер у меня.
— Ну, жить буду… Наверное…
— Встать можете?
Я честно попытался, но вынужден был признать:
— Нет.
Где-то наверху деловито застучал пулемет. Тут же к нему присоединился второй. У сбитых мной ворот дружно заработали автоматы.
— Пак, Ли, тащите сюда носилки! — распорядился офицер.
Я даже не понял, что это для меня — перед глазами вдруг все поплыло, уши наглухо забились ватой, а затем твердь подо мной будто бы расступилась, и я провалился куда-то в бездонную тьму.
51. До встречи в Пхеньяне!
«Владимир Юрьевич?»
А? Что? Кто здесь⁈
И где это — здесь⁈
Вокруг меня по-прежнему царила непроглядная тьма абсолютной пустоты. Но теперь ее, словно острым мечом, сек этот усталый, но одновременно будто бы чем-то весьма довольный голос: