Но мне, понятно, было не до смеха.
И так просто сдаться, безропотно накрыться простыней и ползти на кладбище я по-прежнему не собирался.
Позволив себе наконец ускорить шаг — здесь это уже не могло привлечь ненужного внимания — я бодро взбежал по лестнице на четвертый этаж, в свете предстоявших событий подсознательно отметив, что на своем шестом десятке остаюсь в весьма неплохой физической форме. Впрочем, не удивительно: за самыми важными делами я не забывал о систематических тренировках. Ну, почти. А еще пару лет назад более или менее регулярно выступал на любительских турнирах по полноконтактному каратэ — в категории ветеранов, разумеется, но все же. И даже занимал там призовые места.
Думать не думал, что однажды придется применить навыки рукопашной схватки вне спортивного зала — работать привык головой, а для силовой поддержки, буде такая вдруг понадобится, под рукой у меня давно имелись специально обученные люди — но вот, недавно довелось. В тесном Сеульском переулке, прорываясь через выставленный против меня заслон. Не без приключений, но пробился — благо оппоненты оказались самоуверенными дуболомами и не ожидали проблем от загнанного в угол немолодого вегугина…
Нужная мне квартира располагалась на четвертом этаже, да еще и номер имела «44». Для Москвы — казалось бы, и говорить не о чем, но, с учетом того, что ждало меня за порогом, это была своего рода кричащая вывеска. В Азии — в Китае, в Японии и в Корее — цифру «четыре» здорово недолюбливают: ее чтение созвучно там слову «смерть». А встреча мне сегодня предстояла как раз с самым что ни на есть азиатом. Точнее, с азиаткой — с кореянкой. С моей последней надеждой, имевшей к теме смерти самое непосредственное отношение.
Дверь на звонок мне открыла девушка — да, азиатка — лет, пожалуй, семнадцати-восемнадцати в традиционном корейском одеянии ханбок — короткой блузке- чогори и длинной юбке- чхима. Снежно белых, без единой темной ниточки — словно для контраста с иссиня черными волосами и раскосыми черными же глазами хозяйки.
— Господин Григорьев? — без малейшего акцента и почти без вопросительной интонации произнесла та, приветствовав меня учтивым восточным поклоном.
— Госпожа Цой? — несколько удивленный столь юным возрастом собеседницы — определенно предполагал увидеть кого-то постарше — в свою очередь осведомился я.
На визитке, с таким трудом добытой мной в Сеуле, значилась именно эта фамилия. Так, русским по белому, там и было написано: Элеонора Эдуардовна Цой. Ниже — и мельче — имя было указано уже по-корейски — правда, немного другое. Я не поленился, прогнал закорючки через онлайн-переводчик. Динамик выдал нечто наподобие Чхве Пальдэ. И если первое слово оказалось лишь альтернативным вариантом чтения слога «Цой», то второе означало «Солома».
Ну да, та самая пресловутая соломинка, за которую я сейчас как порядочный утопающий и пытался ухватиться.
А еще ниже на визитке был прописан род занятий этой Цой-Чхве. На этот раз только по-русски: «мудан» — так в Корее называют колдуний-шаманок.
Еще пару месяцев назад мне бы и в голову не пришло обратиться к, гм… подобного профиля специалисту. Но да, те самые утопающий и соломинка, куда деваться…
— Мудан ожидает вас, — сообщила мне между тем девушка, жестом приглашая войти. — Прошу следовать за мной.
Ну да, конечно: взрослой колдунье она лишь прислуживает — следовало сразу догадаться. Проклятье, в элементарных ведь вопросах туплю! Понятно, неделька у меня выдалась — у любого мозги закипят, но не настолько же! Стыд и позор, короче! Хорошо, не видит никто…
Длинным пустым коридором — кстати, лишенным малейшего восточного колорита — девушка проводила меня в дальнюю из четырех (снова зловещая «четверка»!) комнат квартиры. Вот здесь обстановка была уже совсем иной — впрочем, рассмотреть ее мне удалось не сразу: из-за застилавшей взор густой завесы от курившихся благовоний. На удивление, за дверь ароматный дым не вырывался вовсе, но внутри стоял — что называется, хоть топор вешай. В первый миг я даже был вынужден зажмуриться, но тут же поспешил веки распахнуть и худо-бедно огляделся.