Пока стоустая Минога не пригвоздит стеклярусным блеском своих рыбьих глаз всех этих фреев, нарциссов, фавнову жозефин и матрен; настанет время, и они будут услужливо пресмыкаться перед этой искушенной в своей мести Женщиной.
Наряду с В. Ульяновым были взяты Г. Кржижановский, Лепешинский, Шата и другие; «у арестованных была найдена обширная литература «преступного содержания», в частности, в «обзоре» отмечено нахождение… воззвания к рабочим фабрики Кенига и Путиловского завода, статьи, относящиеся к стачкам в механической мастерской обуви в Иваново-Вознесенске, Ярославле, на фабриках Торнтона… собрание рукописей, предназначенных для первого номера предполагавшейся к изданию подпольной газеты «Рабочее дело»…» (М. Гернет, с. 136). Вся эта подрывная макулатура появилась после поездки Ульянова к подельнику Плеханову, а там ТЕ, КОМУ НАДО, уже давно разработали планы: какие и где фабрики и заводы всколыхнуть, где расстроить созидательный процесс; все — для подрыва передовой российской экономики.
Чтобы полностью исключить всякие подозрения в среде общения Крупской, князь Мещерский предупредил Надежду, что так или иначе полиция вынуждена будет задержать и ее; при этом ей вовсе не обязательно отвечать на вопросы, достаточно просто все отрицать.
Это случилось в августе 1896 года, когда арестовали «учительницу Варгинской воскресной школы Надежду Константиновну Крупскую, библиотекаршу при читальне «Невского общества народных развлечений» Анну Чечурину… Лирочку Якубову, Михаила Сильвина» и др. «На допросах Крупская отказалась признать себя виновной, вещественных доказательств и улик у следователей не было, и потому 10 сентября 1896 г. Надежду Константиновну из-под стражи освободили» («Надежда Константиновна Крупская. Биография», с. 26; в дальнейшем этот источник станем называть просто «Биография»).
Но тут произошло досадное недоразумение. Один из филеров вечерней школы написал донос, где называл Надежду организатором революционного кружка. И 28 октября ее вновь арестовали.
«В Доме предварительного заключения, где содержалась Крупская, находился и Владимир Ильич. Надежда Константиновна продолжала с ним тайную переписку, начавшуюся еще в ее бытность на воле. Через навещавших их родных они наладили пересылку писем друг другу и оставшимся на свободе товарищам… В тюрьме Крупская много занималась, изучала по самоучителю английский язык (без комментариев. — Авт.)» («Биография», с. 26–27).
У тех, кто оставался на свободе, были деньги и было задание от истинных, заграничных хозяев. А, значит, «надо было искать типографию, и она нашлась. Помогли народоволки — Л.М. Книпович и П.Ф. Куделли. Они имели связь с небольшой нелегальной типографией на Лахте» (Л. Кунецкая, М. Маштакова, с. 42). В типографии были отпечатаны некоторые брошюры антиправительственного содержания. К посредничеству в этом деле подключили и юную Марию Ветрову. Девушка родилась в 1870-м и была внебрачной дочерью нотариуса и крестьянки, воспитывалась в сиротском доме, затем получила образование в гимназии, по окончании которой работала народной учительницей (все время хочется задавать один и тот же вопрос: а как же крепко-накрепко вбитый нам в головы штамп из советских учебников о поголовно неграмотной царской России?). В 1894 она поступила на… Высшие женские курсы в Петербурге, но попала в преступные лапы, как результат — арестована в декабре 1896 по делу тайной типографии в Петербурге, с 23 января 1897 находилась в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Там, в Петропавловской крепости, в это время находилась и Надежда Константиновна Крупская.
Человек чести, князь Мещерский через своих людей рекомендует Елизавете Васильевне, написать прошение, чтобы ее дочь освободили из заключения. Вскоре поступило распоряжение, что Надежду необходимо обследовать по причине ухудшившегося состояния здоровья. А, значит, в связи с этим обстоятельством ее должны были освободить. Но освобождение наступило еще прежде, а причастной к нему оказалась одна несчастная, которая, облившись керосином в камере, подожгла себя. Поэтому МВД было принято решение (оберегая хрупкую женскую нервную систему!!!) выпустить до вынесения приговора под надзор полиции некоторых находящихся в Петропавловской крепости женщин; и в апреле 1897 года Надя оказывается на свободе.
Но отчего произошла та чудовищная дикость, кто довел бедняжку заключенную, молодую курсистку до подобного конца? Читаем: «самым крупным событием в истории Трубецкого бастиона за 90-е годы было самоубийство Марии Ветровой. В 6 часов вечера 8 февраля 1897 г. в камере № 7 второго этажа запылал живой факел: заключенная Ветрова, облив себя керосином из лампы, принесенной в ее камеру, подожгла себя. Она умерла в страшных мучениях лишь на четвертые сутки — 12 февраля… В архивном деле департамента полиции отмечено посещение Ветровой заведующим арестантским отделением штаб-ротмистром Подревским в первый же день перевода сюда заключенной. Он предложил ей выбрать книги для чтения… По официальным документам, Ветрова не проявляла душевного расстройства до 4 февраля. В указанный день дежурный унтер-офицер доложил Подревскому, что заключенная № 3 кажется ему сильно расстроенной и ненормальной. Тюремный врач Зибольд (скорее всего фамилия врача-немца была Зибольдт. — Авт.), посетивший вместе с двумя жандармами заключенную 4 февраля, показал, что Ветрова гнала жандармов и кричала… Акушерка Шахова подтверждала предположение врача о психической ненормальности заключенной» (М. Гернет, с. 174–175). Так кто помог проявиться негативным задаткам психики сироты, заботливо опекаемой, охраняемой и просвещаемой родным государством?! — эх, если бы не так называемые революционеры и революционерки, втянувшие заблудшую душу в политические игрища!
Нахождение Крупской в тюрьме впоследствии было интерпретировано советскими «историками» как «стойкость» и сверхчеловеческая преданность партии и вождю. Вот примеры лживого пафоса: «Стойкость Крупской поражала даже видавших виды судейских чиновников и тюремщиков»; «Прокурор, наблюдавший за поведением девушки в заключении, на одном из допросов сказал ей, перефразировав Некрасова: «Теперь я вижу, что у вас под маской наружного холода скрыта бесконечная любовь к революции» («Биография», с. 26). А вот пример наглого вранья: «В своем заключении по делу арестованной прокурор написал: «Обвиняемая Надежда Крупская злоупотребляла своим положением учительницы при воскресной школе на Шлиссельбургском проспекте, играла за Невскою заставой роль представительницы интеллигенции, т. е. преступного социал-демократического сообщества, и к ней рабочие обращались, имея надобность в интеллигенте-руководителе» (Ученые записки Высшей школы профдвижения ВЦСПС, вып. 1, М., 1957, с. 100); обвинять царскую власть в неуважительном отношении к интеллигенции — это цинизм высшей пробы омерзительности, как и считать русских рабочих быдлом, нуждающимся в «интеллигенте-руководителе».
А пока «судейские чиновники и тюремщики» приходили в себя от невиданной «стойкости» Крупской, недавняя заключенная Надежда Константиновна благополучно вместе с матерью на все лето уезжают в Новгородскую губернию, отдыхать и поправлять здоровье…
Глава 10
Несколькими месяцами раньше Владимира Ульянова сослали в село Шушенское Енисейской губернии.
Вот уж и лето минуло, Крупские возвратились в Санкт-Петербург, а решения по делу Надежды Константиновны все нет и нет. И тогда Наденька, зная на что она ПОЖИЗНЕННО обречена силами, которым она не может сопротивляться, подает в департамент полиции прошение с просьбой разрешить ей отбывать наказание, если таковое воспоследует, в селе Шушенском, что в Минусинском уезде. Указывая при этом, что там находится ее жених — Владимир Ильич Ульянов.