В апреле 1898 г. состоялся суд, вынесший Крупской приговор: три года ссылки в Уфимской губернии с правом отбывать наказание там, где находится ее жених.
Итак, просьба удовлетворена. И она едет в далекие сибирские края в сопровождении матери с заездом в Москву, где обе посетили могилу Константина Игнатьевича, покоившегося на Новодевичьем кладбище. Побывали они и у родственников Володеньки, проживавших на Собачьей площадке в доме Романовского № 18, кв. 4. «Вечером в маленькой квартирке на Собачьей площадке собралась вся семья Ульяновых — вся, кроме Дмитрия Ильича, сидевшего в тюрьме» (Л. Кунецкая, К. Маштакова, с. 56); правда, никаких «маленьких квартирок», где разместилась бы большая семья Ульяновых, в названном доме никогда не было; это при большевиках люди были «уплотнены» в маленькие квартирки и комнатки!
Уже подъезжая к месту назначения, Надежда Константиновна стала встречать и узнавать о знакомых, которым на время также были определены сибирские места для «проветривания мозгов»: Сильвин, Ленгник, Старков, Мартов (последний — отправлен в Туруханский край), др.
Порыв Наденьки жить подле жениха, конечно же, истолковывался как величайшая и беспримерная любовь Крупской к «гению всего человечества» товарищу Ульянову-Ленину.
Но следует принять во внимание, что активный резидент, впоследствии видный деятель партии большевиков Глеб Максимилианович Кржижановский также находился в ссылке. И деятелям Ордена крайне важно было видеть и знать, чем занимались их не всегда благонадежные резиденты, находясь не только на передовой революционной борьбы, но и на периферии, вдали от их пристальных глаз и цепких масонских рук… У Нади был прекрасный повод: она ехала к месту ссылки своего так называемого жениха. По пути следования ей стало известно от одного из агентов, что ее не очень-то жалуют родственники Ульянова. Это больно оскорбило ее женское самолюбие, и по прошествии некоторого времени она с обидой сообщала сестре Володи Марии Ильиничне: «Поцелуйте А. И. и скажите ей, что нехорошо она поступает, что меня так везде рекомендует. Володе о моем селедочном виде написала…» Известно, что уже в то время у Надежды начала обостряться базедовая болезнь (этот диагноз поставят позже), отчего и глаза стали у нее чуть навыкате, как у рыбы. Володя иронично стал звать ее Рыба и Минога, причем все чаще делая это прилюдно. Но как бы ни складывались их личные взаимоотношения, ни Владимир, ни Надежда не забывали своих обязанностей перед Орденом — страшной и бесчеловечной силой, взявшейся сокрушить самую могущественную страну мира, Российскую Империю.
И вот Наденька в Шушенском у Владимира Ильича, — так свидетельствуют все источники. Но в чем же здесь подвох? До этого Володя уже находился в подобной ссылке в Кокушкино, теперь вот в Шушенском. И, что самое любопытное — и Кокушкино, и Шушенское были его родовыми имениями (возможно, последнее было получено Ильей Николаевичем в обмен на женитьбу на Бланк, имевшей двоих детей от императора?). Чего же еще не указывают советские авторы? К примеру, то, что суммарный годовой доход двух имений в год мог составлять в урожайный год — до 17 000 руб., в неурожайный (крайне редко) — до 8 000 руб. По ценам конца XIX — начала XX века это было огромное состояние, на которое не только Владимир Ильич, но и все остальные домочадцы жили совсем безбедно! Но сумасбродному ненавистнику Ульянову надо было всю великую Россию превратить в голодную и медленно вымирающую, кладбищенскую страну… Да, вот самый любопытный факт: в одной из деревень, принадлежавших Ульяновым, в советское время была обнаружена нефть, и если бы не революция, В.И. Ленин, как и его родственники, стали бы богатыми нефтепромышленниками.
Что же касается русской Сибири, то страшным местом ее также сделали большевики, которые ну так натерпелись от «изуверского царского режима»; ну так натерпелись, что все оставшиеся в живых после их прихода к власти могли только мечтать о том канувшем в никуда времени… До революции 1917 года никто в России не считал Сибирь диким местом, а — самым богатым и благодатным краем Империи!
В середине апреля 1898 г. Надежда с матерью Елизаветой Васильевной отправились в далекий путь. К месту ссылки они везли большую поклажу, где были личные вещи, книги и даже «лампа с зеленым абажуром, чтоб Владимиру Ильичу было удобнее работать по вечерам» (а то у ссыльного барина ламп в родовом имении не нашлось. — Авт.).
А теперь что касаемо распорядка дня «отбывавшего тяжелую ссылку» Ульянова.
Из 7 дней 5 дней в неделю Владимир Ильич проводил на охоте. Зверюшек ему выгоняли местные егеря, и барин с удовольствием «валил» их, целясь и беспрерывно стреляя, пока не попадал. Из воспоминаний Надежды Константиновны: «Мы приехали в сумерки; Владимир Ильич был на охоте. Мы выгрузились, нас провели в избу…».
Вставал Владимир Ильич, как обычно, между 10 и 11 часами утра. На стол сразу же подавался завтрак — дичь с охоты, двухлитровая крынка парного молока, а также всякие разносолы и варенья.
На обед, который проходил в 16–17 часов дня, он съедал свежего молочного поросенка, или индюшку, или курицу (очень любил Володя это дело — сытно поесть). Вечером на столе обязательно стояло вино, пиво и медовуха, а также в изобилии разные мясные блюда.
Расход продуктов таков: раз в неделю для барина забивали одного барана (овцу), одного взрослого кабана, птицу (индюшек и кур) — 3–5 штук. Из воспоминаний Надежды Константиновны: «Правда, обед и ужин был простоват — одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день пока всего не съест, как съест — покупали на неделю мяса, работница во дворе в корыте… рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на неделю… В общем, ссылка прошла неплохо… По-моему, он ужасно поздоровел, и вид у него блестящий… Одна здешняя обитательница полька говорит: «Пан Ульянов всегда весел». Увлекается он страшно охотой, да и все тут вообще завзятые охотники…» Вот ведь ужасы царского режима и царской ссылки! И — опять ее тайная хитреца, ее ребус: читайте, думайте, сопоставляйте, советские дураки… э-э, граждане-товарищи!!! Володенька в письме признавался матери: «Все нашли, что я растолстел за лето, загорел и высмотрю совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь!»
Ссыльному платили по одним сведениям 9 руб. 24 коп., по другим — 8 руб. 17 коп. в месяц. Это небольшая сумма, но если считать, что в Сибири баран стоил (в зависимости от возраста) от… 20 до 30 коп., то приходит разумение, что это просто огромная сумма за безделье и охотничий азарт. Да и нужны ли были там Ульянову, по сути, хозяину имения, казенные деньги? Большевистские историки суммы, причитавшиеся ссыльным, указывают, только вот не сравнивают выплаты с существовавшими тогда ценами на продовольственном рынке. А если эти суммы да сравнить с расценками в советском рае? Например, к названным 8–9 рублям при царизме близка сумма в 12 рублей при социализме (но, право, не по номинальной стоимости!), — такова самая низкая советская пенсия в 70-80-е гг. XX века; колоссальная разница состояла в том, что в СССР продовольственные прилавки были пустые, а если продукты и появлялись, то далеко не по смехотворным ценам и только «по блату», для «своих», — с черного хода или из-под прилавка…
Так что невзрачный коротышка из семьи Ульяновых в благословенной русской Сибири роскошествовал от пуза. И говорить, что он находился в страшной ссылке, все равно что сказать, будто советский курорт (чудесные сибирские санатории «Дарасун» в Забайкалье, «Уссурийский» и «Седанка» в Приморье, «Столбы» в Хакасии, — последний совсем рядом с имением Владимира Ильича) для советского человека — это тяжкое телесное и нравственное испытание…
Через два месяца после прибытия, в июне 1898 г. Владимир Ульянов и Надежда Крупская объявили себя мужем и женой.
«Надежда Константиновна глубоко любила Владимира Ильича, но, будучи человеком очень сдержанным в проявлении своих чувств… ответила фразой: «Ну что ж, женой так женой» («Биография», с. 28).
Никакого официального венчания — священного, перед Богом — в церквушке не было. Советские авторы предусмотрительно отмечали, что якобы начальство не разрешило приехать на свадьбу никому из ссыльных, даже живших поблизости; также предусмотрительно свидетелем церемонии представляют некоего чахоточного С.Н. Журавлева, которого скоро болезнь свела в могилу. Но все же… «Пришлось венчаться, проделать эту комедию, вспоминала Надежда Константиновна. От венчания зависело и получение пособия, полагавшегося ссыльным. После оформления брака Крупская в период сибирской ссылки получала пособие в размере 8 рублей в месяц» («Биография», с. 30).