Любопытно, что опять мы встречаем разбежку в 4 года в дате рождения; и в 2 года при упоминании о возвращении его в Россию. Однако узнаем некоторые иные подробности: Утин — из семьи купца-миллионера, чьи денежки шли на дело разрушения уклада страны, в которой вырос сей недостойный сын. Фразу «сблизился с А.И. Герценом и Н.П. Огаревым» следует понимать буквально; связь этой гомосексуальной пары уже описана в современной публицистической литературе. Когда же троица не смогла разобраться в чувствах и связях, Н.И. Утин разошелся с «товарищами» и, гневаясь и ревнуя, публично на съезде выступил против недавнего партнера А.И. Герцена. (Подобных примеров потом будет масса: сначала оне-с «дружат», соревнуются в идее, как свергнуть монархию, а после на подобных сходках по городам Европы «обличают» друг друга. Позже, уже при Советах это воплотится в иной схеме: льстим и любим при жизни, ненавидим и разоблачаем после смерти.)
Вот еще: краткая информация из брошюры А. Смирнова «Первый Интернационал», (Минск, 1964 г., с. 90–91): «Николай Утин — сын миллионера — являлся одним из руководителей студенческого движения в столичном университете… участвовал в создании тайного общества «Земля и воля», являлся… организатором и руководителем ее нелегальной типографии в м. Мариенгауз, Витебской губернии. Утин был также представителем землевольцев в переговорах с польскими повстанцами, принимал участие в организации снабжения их оружием и боеприпасами, вел пропаганду в поддержку повстанцев, организовывал побеги пленных и т. д. За эти действия он был заочно приговорен к смертной казни» (обратите внимание на «польский» аспект!).
И коль выше упоминалось о некоем движении «Молодая эмиграция», то давайте откроем БСЭ, т. 16, с. 473, чтобы узнать, кто же такие молодые «русские» революционеры середины XIX века. Кроме Николая Исааковича в лидерах числятся А.А. Серно-Соловьевич и П.И. Якоби. К слову сказать, Серно-Соловьевич, член ЦК «Земля и воля», находясь в эмиграции, установил контакт со швейцарскими секциями Интернационала и стал одним из руководителей стачки женевских строителей. Один еврей — Утин — подогревает польский «раздрай», второй — Серно — раскачивает швейцарцев! «В 1862–1864 гг. «Молодая эмиграция», сплотившись вокруг редакции «Колокола», действовала как заграничный отдел «Земли и воли»: поддерживала связи с ЦК, транспортировала в Россию издания Вольной русской типографии, оказывала помощь партии «красных» в польском восстании 1863–1864 гг…После самороспуска «Земли и воли» в России и поражения польского восстания 1863–1864 гг. лидеры «Молодой эмиграции» выдвинули проект создания революционного центра за границей и превращения «Колокола» в общеэмигрантский орган». Однако проект встретил решительный протест со стороны А.И. Герцена. «Молодая эмиграция» сложилась в основном в 1862–1864 гг. из лиц, скрывшихся от ареста (Н.И. Жуковский, Н.И. Утин, М.С. ГУлевич и др.), отказавшихся явиться на суд правительства (А.А. Серно-Соловьевич, В.И. Касаткин, А.А. Черкесов и др.), бежавших из тюрьмы и ссылки (И.И. Кельсиев, Е.К. Ги-жицкий и др.), скомпрометированных прежней зарубежной деятельностью (гарибальдиец Л.И. Мечников), оказавшихся за границей по делам революционных организаций (А.А. Слепцов). К «Молодой эмиграции» примыкали также участники революционного движения, приехавшие за границу для продолжения образования…». Лихо! Одни совершали преступления и скрывались от ареста, другие так запросто отказывались явиться на суд (мол, плевать мы хотели на мягкотелость вашей царской судебной системы, которую мы всему миру подадим как чудовищные зверства!), третьи просто уходили из тюрьмы, когда им надоедало читать научную и, между прочим, свою марксистскую литературу, имевшуюся во многих тюремных библиотеках (!!!) и — получив от сотоварищей деньги и поддельные паспорта (обычно с русскими фамилиями), выезжали за границу для продолжения образования революционному делу…
Ну что ж, вернемся к этой теме чуть погодя, а пока познакомимся с еще одним Утиным, братом Николая Исааковича, «раскаявшегося» впоследствии и прощенного-таки либеральной царской Россией.
В июле 1874 г. особое присутствие Сената рассматривало один из первых процессов пропагандистов-народников в числе 12 человек, вошедший в советскую историю как «процесс долгушинцев». Дело слушалось при открытых дверях, а в печати были даны стенографические отчеты. «Долгушинцы» воспитывали пропагандистов, которые шли в народ «образумить» его; писали гнусные прокламации, призывая к восстанию и называя помещиков и чиновников врагами всего народа; правда, «прокламации среди крестьянства были распространены в очень небольшом количестве, и обвинительный акт не без скрытого удовольствия подчеркивал оценку крестьянами этих прокламаций как годных лишь для курева. Отмечалась в обвинительном акте и готовность крестьян задержать распространителей прокламаций. Судебное заседание прошло без особых инцидентов.
…В числе защитников были выдающиеся петербургские адвокаты: Спасович, Утин, Куперник и др.» (М. Гернет, с. 68). Правда, в отличие от своего братца, «выдающийся адвокат» Евгений Исаакович Утин (1843–1894) и иже с ним в анналы советской истории не вошел, в энциклопедиях не значится, как бы того кому-нибудь ни хотелось, — ну не было таких значимых фигур; в числе выдающихся в Санкт-Петербурге того времени фигурировали русские люди, на худой конец иноземцы из обрусевших немцев.
Так для чего в 1883 г., представившись давним знакомым отца, но которого Надя никогда не видела, приходил к ней колоритный, с хорошо запоминающейся внешностью еврей из купцов-миллионеров 38 (или 42?) лет Николай Исаакович? И почему не представился ни ей, ни матери, кто он такой (привычно солгал, назвался чужим, вымышленным именем?!), так что ей пришлось много позже (после революции?!) узнать его настоящее имя. Для чего он предлагал 14-летней девочке давать дорогие уроки каким-то его знакомым? Вот ведь незадача: в 1877 г. Н.И. Утин подал прошение-раскаяние в своих небогоугодных делах, и, вернувшись в Россию в январе 1878 г., к году 1883-му уж числился прощенным Государем императором, да и к тому же… «работал инженером на Урале». Или нет?! Или по-прежнему занимался преступными революционными делишками? Вот опять же — благополучно скончался все в том же 1883 г., в ноябре месяце.
С его именем у Надюши связаны не самые светлые воспоминания; это он сопровождал их с матерью летом 1883 г. в Польшу, к дальним родственникам ее отца Константина Игнатьевича, доехав с ними до границы. Известие, что у них в Польше проживают родственники, о которых муж не упоминал, сначала смутило Елизавету Васильевну, а после обрадовало. И она поверила в слова незнакомца, что Игнатий Каликстович Крупский наверняка рассказывал своим детям и об утерянном в Виленском крае родовом дворянском гнезде, и о родственниках в соседнем крае Польском. И были бы родственные встречи, если б не ранняя смерть родителей, оставившая сиротами Сашу и Костю. И даже если он и вспомнил впоследствии о сих людях, то сам служа в Польше в смутные годы, не захотел упоминать о них и разыскивать, чтобы не вызвать ненужных подозрений, — хотя бы по той причине, что те имели фамилию…гиньских. А, как известно, из этого рода происходил граф…гиньский, участник польского восстания во главе с Тадеушем Костюшкой. Так что на этом пышно разветвленном семейном древе могли оказаться и другие неблагонадежные бунтарские веточки…
События развивались споро. В первые летние дни мать и дочь Крупские уже выехали из Санкт-Петербурга; с собой они имели письма от Бронислава…гиньского с любезным приглашением погостить в его богатом имении. Из писем также стало ясно, что он изредка бывает в Санкт-Петербурге, знаком и ведет активную переписку с известными педагогами из Петербурга, Москвы и Варшавы и будет рад позаниматься со способной девочкой, являющейся ему хоть и дальней, но родственницей; тем более что двое его взрослых сыновей давно уж оставили родные пенаты, предпочитая не появляться на родительские очи, что очень огорчает их отца. Он также кратко указал, что вот уж несколько лет как их мать, будучи тяжелобольной женщиной, вскоре после серьезной операции совсем занедужила и отошла в мир иной…