Может быть, из-за этой ее странной ассоциации с зеркальным двойником ее вдруг обвинили, что она пишет зеркальным почерком. Она работала патентоведом в проектном институте и, когда уставала от описаний изобретений, писала ему длинные письма, которые потом старательно рвала. Однажды, когда она пришла на работу, ей показали писульку, где все буквы были написаны справа налево, и предложили поднести к зеркалу. В зеркале Таня прочла фразу из делового письма в другую организацию.
— Что это значит? — спросила она.
— Не притворяйся, что ничего не понимаешь! — ответила начальница. — Это называется зеркальным почерком, и обнаружено это в твоем столе. Вот ты, оказывается, чем занимаешься в рабочее время!
А потом было проведено собрание, на котором одни говорили: «Мы верим ей, она не писала этим почерком», — а другие кричали: «Только она и могла писать. Сидит и пишет все время».
Все занимались на работе совсем не работой, но каждый знал, чем занимается другой. Про Танины письма они ничего не знали, и потому зеркальный почерк казался им наиболее достоверным и убедительным объяснением ее отрешенности.
Таня чувствовала себя виноватой всегда и во всем. Вот и на этот раз чувствовала себя виноватой в том, что ей предъявили это странное и нелепое обвинение. Ведь возможность такого обвинения вытекала из всей ее жизни, в которой все, как и в зеркальном почерке, было наоборот.
— Григорьева, — опять зашла в палату Лидия Ивановна, — смотри, доиграешься. Если у тебя ночью кровотечение начнется, даже дежурной сестры не докличешься.
— Пожалуйста, усыпите меня, — попросила Таня, — я не хочу ничего чувствовать.
Таня заснула быстро. Она шла по заснеженному озеру, и одинокий лыжник, встретившийся ей, спросил:
— Бог в помощь! В какие страны путь держите?
Таню поразила связь его слов с бескрайними просторами, девственным снегом, деревьями, снизу черными (видно, весной залитыми водой по эту черноту), сверху белыми.
— Ищу лыжню, — ответила она.
— Странно, — удивился лыжник и укатил.
Лыжню Таня так и не нашла, зато нашла мужчину, сидевшего на складном стульчике посреди озера. Он запустил удочку в маленькую, величиной с кулак, дырку и, увидев Таню, смущенно пробормотал:
— Ухой вас угостить не придется.
— Не клюет? — спросила она.
— Не клюет, — ответил он.
— Давно сидите? — спросила она.
— Давно, — улыбнулся он.
И она вдруг почувствовала себя бесконечно счастливой, счастливой без цели, без причины, и это было счастье родства со всеми, кто жил до нее, живет вместе с ней и придет в этот бьющийся, пульсирующий мир после.
«Разве можно заранее предугадать, будет ли поймана рыба и будет ли найдена лыжня, и разве в этом главное?» — спросила она себя и услышала голос Лидии Ивановны:
— Жива, слава богу, жива…
А Боря, Танин муж, по пути домой тоже услыхал этот голос и эти слова. Он давно уже знал за собой странности, но это его не пугало. Он также знал, что скоро Танин старик из жалости к жене запретит Тане появляться у них, и они с Таней условятся встречать друг друга на троллейбусной остановке и пару остановок проезжать вместе. Он знал, что потом старик и от этого откажется, а Таня все равно будет стоять и ждать его осень, зиму, весну, лето и опять осень, зиму, весну. А летом она наконец-то излечится от любовного томления, и он, Боря, на радостях подарит Тане котенка. А дальше и он уже ничего не знал…
Озеро
Оказывается, дождь усиливает эхо. Она вышла на поляну, крикнула, и все окрестные леса отозвались ее голосом. А потом он тоже крикнул, и ему тоже ответили. Он стал сбивать шляпки мухоморов.
— Что ты делаешь? — удивилась она. — Зачем уничтожать красоту?
— Они же ядовитые, — усмехнулся он.
Здесь ей было хорошо. Даже с теми, кого она сюда водила. Был лес, и были красавцы-мухоморы, и еще какие-то странные грибы с изумрудными шляпками, и изумрудные, заросшие мхом, пни, и огромная снежная баба на дороге — гриб-дождевик. И еще было озеро, маленькое, любимое, с лилиями, с утками, с водяными курочками. Мало кто знал сюда дорогу. Десять лет назад она случайно открыла его. А теперь вот уже второе лето она водит сюда их. Все они для нее на одно лицо. Но они ей не мешают. Ей все равно, что они с ней делают. Озеро смывает следы их губ. А главное, он доволен.