«Наверное, он действительно талантлив, — вздохнула Рая, — раз имеет право так говорить».
— Ну, так что, даешь строчку? — снова спросил он.
— Берите, — с какой-то странной радостью ответила Рая. «Может так хотя бы одна строчка от меня останется», — подумала она.
— Что ж, ты мне нравишься, — он улыбнулся, — давай знакомиться. Миша Глаголев.
— Рая, — протянула она ему руку.
— Очень приятно, Рая. Спой, пожалуйста, еще, — попросил Миша.
Рая хотела было отказаться, но вдруг почувствовала, что поет, торопясь, глотая слова, боясь, что Миша вот-вот прервет ее. Миша слушал ее внимательно, потом задумался:
— Судя по стихам, внешний мир течет мимо тебя. Ты его не видишь и не чувствуешь. И в то же время есть в них и искренность, и непосредственность, и сдержанность какая-то. Это подкупает. Как тебя можно было бы разыскать? Я хотел бы еще послушать что-нибудь.
— Я буду в Москве несколько дней, — ответила Рая, — вот, запишите мой телефон.
Рая продиктовала ему Наташин номер телефона и поднялась:
— До свиданья. Мне пора.
— До свиданья, Рая, — пожал он ей руку, — буду рад увидеться с тобой.
Было уже два часа ночи, когда Рая нашла, наконец, свою палатку. Кругом по-прежнему горели костры, звенели голоса и гитары, но ей хотелось только одного — спать, спать, спать.
Рае снилось, что она ведет урок литературы в своей школе. «Это повесть о мальчике, у которого нет Бога в душе», — порадовалась она своей первой фразе. «Напрасно церковники пытаются запугать его», — неожиданно для самой себя выдала она вторую. К доске, по-детски улыбаясь, шел Миша. Поравнявшись, он шепнул ей на ухо:
— Вы знаете, только что мне пришла в голову гениальная строчка: «Остановите Землю, я сойду!» Каково?
— Миша, я где-то уже слышала что-то подобное, — ответила Рая. Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но наткнулась на пустоту.
Когда она проснулась, у нее было ощущение, что во сне она совершила какую-то подлость, какое-то предательство. Во рту был странный неприятный привкус. Она лизнула пересохшие губы. Они горчили. «Предательства вкус на губах после сна», — прозвучало у нее в голове.
— Вставай, лежебока! — услышала она Наташин голос, — еле-еле тебя разыскала. Мы едем в гульбарий!
— Что такое «гульбарий»? — спросила Рая, протирая глаза.
— Пивнушка, — ответила Наташа. — мы там всегда собираемся после слета. Едем с нами. Мы насобирали аж пять рюкзаков бутылок. Сдадим бутылки и устроим пир.
На тротуарах возле пивной, удобно расположившись на рюкзаках, на спальниках, а то и прямо на асфальте, сидело человек пятьдесят-шестьдесят. Они пели, играли на гитарах, отхлебывали пиво из пузатых кружек, из бутылок.
Рая вдруг залихватски села прямо на тротуар и залпом выпила теплое горьковатое пиво. Она чувствовала, что в ней появилась раскованность, которой не было раньше. Разве могла она раньше вот так вот запросто сидеть на тротуаре и пить пиво? Вернется она в Харьков, никто не узнает ее. А то ей все время твердят:
— Почему ты такая застенчивая? Почему опускаешь глаза? Почему смотришь исподлобья?
И все же что-то мучило ее, что-то не давало ей покоя, что-то, что привиделось ей во сне и не отпускало. «Предательства вкус на губах после сна», — повторила она, вслушиваясь в себя. Потом достала из рюкзака тетрадь и ручку и, уже не слыша и не видя ничего вокруг, стала записывать:
Она вздрогнула от пронзительного милицейского свистка и крика: «А ну, расходитесь, живо!». Наташа схватила Раю за руку и запела: «Поднявший меч на наш союз достоин будет худшей кары…». И все, сидевшие на тротуарах, поднялись и, взявшись за руки, грозно наступали на миллионеров и пели: «Возьмемся за руки, друзья, возьмемся за руки, ей-богу!» — и хотя Рае все время казалось, что она не участник действия, а зритель, она тоже пела. Ей продолжало казаться, что она — зритель, и когда люди в форме схватили двоих, и она вместе со всеми кричала: «Не дадим товарищей в обиду. Идем туда все вместе». А потом она увидела камень в руках у Наташи, а потом в здании милиции зазвенели стекла, и Наташа куда-то пропала, а их всех вызывали и спрашивали, кто была эта девушка, которая била стекла, и где она живет, и все в ответ только плечами пожимали. А потом тех двоих выпустили, и Рая вместе со всеми кричала: