Еще одна порция виски. В сочетании с амфетаминами это, конечно, чересчур. Но… на войне, как на войне, без возбуждающих средств в атаку никто никогда не пойдет… И он подумал: «Может, я зря не дал поджариться тем полицейским, это здорово бы разогрело народ!»
Взгляд на часы: уже за полночь. Жан-Луи сунул бутылку в карман – и в путь, друзья! Возвращение в клетку под названием «ад» – прямо как в детской игре в классики…
Кабилы не подвели.
Бульвар Сен-Мишель был завален спиленными деревьями – их словно повалил какой-то могучий ураган. Жан-Луи ухмыльнулся под платком, защищавшим рот. Из-за выпитого виски его аналитические способности несколько ослабли, но не нужно было быть провидцем, чтобы уразуметь явную истину: нынче вечером линия обороны прорвана. На площади Эдмона Ростана работа прямо-таки кипела. С того места, где он находился, ему были ясно видны достижения его «учеников». Жужжание бензопил не ослабевало даже сейчас, в темноте; ему аккомпанировали другие звуки – резкие, неумолчные: это шли в ход ломы и мотыги. Давайте, ребята, продолжайте в том же духе! Что же до полицейских, то они по-прежнему метали в восставших слезоточивые гранаты, но Жан-Луи давно уже научил парней справляться с ними – отбрасывать в лужи и накрывать крышками от мусорных баков.
И всюду, куда ни глянь, вода. Пожарные машины поливали бульвар мощными струями, разгоняя толпу, но студенты тотчас же снова группировались и шли в атаку, забрасывая водителей камнями. Сощурившись, Жан-Луи заметил в отдалении, на улице Медичи, вспышки: это трещала и рвалась уличная электропроводка. Н-да, сегодня в богатых кварталах будут проблемы со светом.
«Коктейли Молотова» взрывались непрерывно, распространяя над шоссе вонь горящего бензина, который растекался по асфальту длинными пылающими струями…
«Ну давай, подходи поближе!» Мерш уже был весь в ожогах, со слипшимися от расплавленной резины волосами. Опорожнив свою бутылку, он кинулся вперед. Разъяренный, властно притягиваемый этим очагом ненависти, он различал в нем что-то давно знакомое, вроде зловещей пляски со смертью любого инсургента.
В конце пятидесятых годов, в лагере Ксар-Эттир, у него случился перитонит.
Единственное воспоминание, оставшееся от тех дней, – дренажная трубка, торчавшая у него в боку; из нее вытекал обильный гной. Нынешний месяц май напоминал ему те зловонные выделения; уныние, ненависть, ярость – все это извергалось на улицы, точно сукровица из смердящей раны.
В этот момент вдоль решетки Люксембургского сада пролетела граната. Она упала рядом с Жан-Луи; он едва успел броситься на асфальт и свернуться клубком. От взрыва затряслась земля, но это была не газовая атака. Недобрый знак. Теперь гранаты предназначались не для того, чтобы студенты лили слезы, а для того, чтобы разрушать их барабанные перепонки и вырывать руки…
Мерш поднялся. На асфальте корчились раненые. Их черные лица с расширенными белыми глазами напоминали фотографии жертв Хиросимы. Кто позаботится об этих парнях? Студенты медфакультета организовали пункт срочной помощи, но от Сорбонны добраться сюда невозможно: улица Медичи находится по другую сторону площади Эдмона Ростана… И как раз в этот момент со стороны театра «Одеон» вынырнул грузовой «ситроен» с красными крестами на дверцах. Развернувшись, он дал задний ход и подъехал вплотную к раненым. Жан-Луи кинулся к двум парням в белых халатах, выпрыгнувшим из кузова.
– Я могу вам помочь?
Санитары не ответили; они схватили за плечи одного из студентов, лежавшего без сознания, и поволокли по мокрой земле. Жан-Луи изумленно моргал, глядя на них. Этим парням со стрижкой бобриком и кряжистыми фигурами было явно за тридцать, и они никак не походили на субтильных студентов, заполнявших амфитеатр медфакультета Сорбонны. Да и физиономии у них не те… Ему вспомнился слух о фальшивых машинах «скорой». Рассказывали, будто парни из тайной полиции де Голля прибегали к такому маскараду, чтобы похищать студентов и привозить их на улицу Сольферино, где их безжалостно избивали.