Д.: «Тебе он нужен или нет?»
Я: «Не могу сказать. Что я знаю о черном жезле? Кто дает его мне?»
Д.: «Темнота, что лежит перед тобой. Это следующее, что приходит к тебе. Ты примешь его и принесешь жертву?»
Я: «Трудно принести жертву темному, слепой темноте — и что за жертву!»
Д.: «Природа — разве природа дает утешение? Она принимает утешение?»
Я: «Ты рискнула употребить тяжелое слово. О каком одиночестве ты просишь?»
Д.: «Это твоя неудача, и - сила черного жезла».
Я: «Как мрачно и пророчески ты говоришь! Ты незаметно заточаешь меня в доспехи [182] ледяной жестокости? Ты облачаешь мое сердце в бронзовый панцирь? Я счастлив теплотой жизни. Должен ли я упускать ее? Ради магии? Что есть магия?»
Д.: «Ты не знаешь магии. Так что не суди. На что разозлился?»
Я: «Магия! Что мне делать с магией? Я не верю в нее, я не могу в нее поверить. Мое сердце тонет — и я должен принести в жертву большую часть своей человечности магии?»
Д.: «Я советую тебе не бороться с этим, и, самое главное, не действовать столь просветленным, будто глубоко внутри ты не веришь в магию».
Я: «Ты неумолима. Но я не могу поверить в магию, или же у меня совершенно ложная идея о ней».
Д.: «Да, я поняла это из твоих слов. Отбрось свои слепые суждения и критические жесты, или ты никогда не поймешь. Ты все еще хочешь потратить годы на ожидание?»
Я: «Будь терпелива, я еще не преодолел свою науку».
Д.: «Самое время преодолеть!»
Я: «Ты требуешь многого, почти всего. В конце концов — разве наука необходима для жизни? Наука — это жизнь? Есть люди, которые живут без науки. Но преодолеть науку ради магии? Это опрометчиво и опасно».
Д.: «Ты боишься? Ты не хочешь рисковать жизнью? Разве не жизнь приносит тебе эту проблему?»
Я: «Все это приводит меня в оцепенение и смятение. Не скажешь ли ты свое слово?»
Д.: «А, так ты жаждешь утешения? Ты хочешь жезл или нет?»
Я: «Ты разрываешь мое сердце на части. Я хочу предаться жизни. Но как это трудно! Я хочу черный жезл, потому что это первая вещь, которой меня одарила тьма. Я не знаю, что он означает, не знаю, что он дает — я лишь чувствую, что он забирает. Я хочу преклонить колени и принять этого посланца тьмы. Я принял черный жезл, и теперь держу его, загадочный, в руке; он холоден и тяжел, как железо. Жемчужные глаза змей уставились на меня слепо и ослепляюще. Чего ты хочешь, загадочный дар? Вся тьма всех давних миров сгущается в тебе, ты крепок, черный кусок стали! Ты время и судьба? Сущность природы, тяжкая и вечно безутешная, и тем не менее сумма всей загадочной творящей силы? Изначальные магические слова, кажется, исходят от тебя, загадочные влияния веют вокруг тебя — и какие могущественные искусства дремлют в тебе? Ты пронзаешь меня невыносимым напряжением — какие ужимки ты скорчишь? Какую ужасную тайну создашь? Ты принесешь дурную погоду, штормы, холод, громы и молнии, или сделаешь поля плодовитыми и благословишь тела беременных женщин? Какова мета твоего бытия? Или тебе это не нужно, сын темного лона? Ты наполняешься неясной тьмы, который ты сгущение и кристалл? Где мне разместить тебя в своей душе? В сердце? Станет мое сердце твоим святилищем, твоей святая святых? Так выбери себе место. Я принял тебя. Какое сокрушительное напряжение ты принес с собой! Не ломается ли натянутый лук моих нервов? Я принял посланца ночи».
Д.: «Могущественнейшая магия живет в нем».
Я: «Я чувствую это и все равно не могу выразить в словах кошмарнейшую силу, данную ему. Я хотел смеяться, ведь так многое меняется в смехе и разрешается только в нем. Но смех умирает во мне. Магия этого жезла крепка, как железо и холодна, как смерть. Прости меня, моя душа, я не хочу быть нетерпеливым, но мне кажется, что нечто должно прорваться сквозь это невыносимое напряжение, что пришло с жезлом».
Д.: «Жди, держи глаза и уши открытыми».
Я: «Я дрожу и не знаю, почему».
Д.: «Иногда должно дрожать — перед величайшим».
Я: «Я преклоняюсь, моя душа, перед неизвестными силами — я бы хотел освятить алтарь каждому неведомому Богу. Я должен сдаться. Черное железо в моем сердце придает мне тайную силу. Она вроде неповиновения и презрения к людям».[183]
О темное деяние, преступление, убийство! Бездна, породи неискупленное. Кто наш искупитель? Что наш лидер? Гле пути через черные пустоши? Боже, не оставляй нас! Что ты призываешь, Боже? Воздень руки во тьму над тобой, молись, отчаивайся, заламывай руки, становись на колени, падай лбом в грязь, кричи, но не называй Его, не смотри на Него. Оставь Его без имени и формы. Что должно оформить бесформенное? Назвать безымянное? Ступи на великий путь и ухватись за ближайшее. Не высматривай, не желай, а подними руки. Дары тьмы полны загадок. Путь открыт тому, кто может продолжать, несмотря на загадки. Отдайся загадкам и совершенно непостижимому. Есть головокружительные мосты над вечно глубокой бездной. Но следуй загадкам.
Вынеси их, ужасные. Все еще темно, и ужасное продолжает нарастать. Потерянные и поглощенные потоками порождающей жизни мы приближаемся к преодолевающим нечеловеческим силам, которые заняты созданием того, что грядет. Сколь много будущего несут глубины! Не сплетаются ли нити здесь тысячелетиями?[184] Защищай загадки, неси их в своем сердце, согревай их, будь беремен ими. Так ты носишь будущее.
Напряжение будущего невыносимо для нас. Оно должно прорваться сквозь узкие разломы, проложить новые пути. Ты хочешь сбросить груз, ты хочешь избежать неизбежного. Бегство — обман и обходной путь. Закрой глаза, чтобы не видеть многократное, внешне множественное, вырывающее и искушающее. Есть только один путь, и это твой путь; есть только одно спасение, и это твое спасение. Почему ты оглядываешься в поисках помощи? Ты веришь, что помощь придет снаружи? То, что грядет, создано в тебе и из тебя. Потому смотри внутрь. Не сравнивай, не измеряй. Нет таких путей, как твой. Все другие пути обманывают и искушают тебя. Ты должен исполнить тот путь, что в тебе.
О, все эти люди и их пути становятся для тебя чужими! Так ты можешь снова найти их в себе и признать их пути. Но какая слабость! Какое сомнение! Какой страх! Ты не вынесешь своего пути. Ты всегда хочешь одной ногой бы не на своем пути, чтобы избежать великого одиночества! Так что тот материнский комфорт всегда с тобой! Так что кто-то узнает тебя, признает тебя, доверится тебе, утешит тебя, вдохновит тебя. Так что кто-то вытянет тебя на свой путь, где ты удаляешься от себя и где тебе проще отбросить себя. Как будто ты перестал быть собой! Кому закончить твои дела? Кому нести твои добродетели и пороки? Ты не закончил свою жизнь, и мертвые будут ужасно осаждать тебя, чтобы прожить твою непрожитую жизнь. Все должно быть исполнено. Суть во времени, так зачем тебе нагромождать жившее и давать непрожитому гнить?
Велика сила пути.[185] В нем Небеса и Ад растут вместе и в нем сила Низа и сила Верха соединяются. Природа пути магическая, как мольба и призывание;[186] проклятие и действие магические, если они свершаются на великом пути. Магия — это работа людей над людьми, но твое магическое действие не затрагивает ближнего; оно затрагивает в первую очередь тебя, и только если ты выдержишь, невидимый эффект переходит с тебя на ближнего. Потому ее больше в воздухе, чем я мог подумать. Однако, ее не ухватить. Слушай:
Верх могуч,
Низ могуч,
Двойственная сила Едина.
Север, приди сюда,
Запад, приютись,
Восток, вознесись,
Юг, разлейся.
Посреди ветры связывают
крест. Поперечины соединены
срединными поперечинами.
Ступени ведут сверху вниз.
Кипящая вода булькает
в котлах. Огненно-красный пепел обволакивает
круглый пол.
Ночь погружается в синеву глубины
верха, земля чернеет внизу. / [Image 131] /
Одиночка готовит исцеляющие зелья.
Он делает подношения всем четырем ветрам.
Он приветствует звезды и касается земли.
Он держит нечто сверкающее в своей руке.
Цветы всходят вокруг него и благословение новой весны целует все его члены.
Птицы порхают вокруг него и пугливые животные смотрят на него из леса.
Он далеко от людей, но нити их судеб проходят через его руки.
Да будет твое прошение важным для него, чтобы лекарство дозрело и стало сильным и принесло исцеление глубочайшим ранам.
Ради тебя он одинок и ждет в одиночестве между Небесами и землей, чтобы земля поднялась до него, а Небеса спустились к нему.
Все люди все еще далеко и стоят перед стеной тьмы.
Но я слышу его слова, которые достигают меня издалека.
Он выбрал бедного писца, которого трудно обучить, который запинается, когда пишет.
Я не узнаю его, одиночку. Что он говорит? Он говорит: «Я мучаюсь страхом и несчастьями ради людей».