З.: «У тебя есть все просторы земли. О чем ты хочешь спросить потустороннее?»
Я: «Мной движет не любопытство, а необходимость. Я не сдамся».
З.: «Я подчиняюсь, но с неохотой. Этот стиль нов и непривычен для меня».
Я: «Извини меня, но таково давление нужды. Скажи глубинам, что наши перспективы не очень хороши, потому что мы отрезали от жизни необходимый орган. Как ты знаешь, я не виновен, ведь ты бережно вела меня по этому пути».
З.:[241] «Ты, вероятно, отказался от яблока».
Я: «Хватит этих шуток. Ты знаешь эту историю лучше меня. Я серьезно. Нам нужен отдых. Иди своим путем и достань огонь. Вокруг меня и так было темно слишком долго. Ты медлительна или труслива?»
З.: «Я за работу. Прими то, что я принесу».[242]
[H1 160] Медленно трон Бога восходит в пустом пространстве, за ним святая троица, Небеса и наконец сам Сатана. Он сопротивляется и держится своего потустороннего. Он его не упустит. Высший мир для него слишком прохладен.
З.: «Ты крепко ухватился за него?»[243]
Я: «Здравствуй, горячая штучка из тьмы! Моя душа, наверное, грубо тебя вытянула?»
С:[244] «Зачем этот шум? Я возражаю против такого насильного извлечения».
Я: «Успокойся. Я тебя не ждал. Ты пришел последним. Ты, наверное, самая трудная часть».
С: «Чего тебе от меня нужно? Ты мне не нужен, наглец».
Я: «Хорошо, что ты у нас есть. Ты самая живая вещь во всей догме».[245]
С: «Что мне до твоей болтовни обо мне! Говори быстрее. Я замерзаю».
Я: «Слушай, нечто случилось с нами: мы соединили противоположности. Среди прочего, мы связали тебя с Богом».[246]
С: «Ради Бога, зачем вся эта безнадежная суета? Ради чего эта бессмыслица?»
Я: «Прошу тебя, это не так уж глупо. Это соединение — важный принцип. Мы прекратили нескончаемую вражду, наконец освободили руки для реальной жизни».
С.: «Попахивает монизмом. Я таких людей уже давно приметил. У меня для них раскалены специальные залы».
Я: «Ты ошибаешься. Эти вопросы с нами не так рациональны, как кажутся.[247] У нас нет и ни единственной верной истины. Скорее, случился весьма примечательный и странный факт: после того, как противоположности были объединены, самым неожиданным и непостижимым образом ничего больше не случилось. Все осталось на месте, мирно, но совершенно неподвижно, и жизнь обратилась к полной остановке».
С.: «Да, вы, дураки, определенно наворотили дел».
Я: «Ну, издеваться не обязательно. Наши намерения были серьезны».
С.: «Ваша серьезность привела нас к мучениям. Порядок потустороннего пошатнулся в самом основании».
Я: «Так ты осознаешь, что дело серьезное. Я хочу ответ на свой вопрос, что должно случиться в этих обстоятельствах? Мы больше не знаем, что делать».
С.: «Ну, трудно сказать, что делать и трудно дать совет, даже если хочется. Вы слепые дураки, дерзкие нахальные людишки. Почему бы вам было не держаться подальше от неприятностей? Как ты собираешься понять устройство мира?»
Я: «Твои разглагольствования подтверждают, что ты весьма глубоко задет. Смотри, святая троица спокойно все воспринимает. Ей, кажется, новшество не претит».
С.: «Ах, троица такая иррациональная, что ее реакциям верить нельзя. Я настойчиво советую тебе не принимать те символы всерьез».[248]
Я: «Спасибо тебе за этот благонамеренный совет. Но ты, кажется, заинтересовался. Ввиду твоего вошедшего в пословицы ума, от тебя можно ожидать беспристрастного суждения».
С.: «Я, беспристрастный! Решай сам. Если ты поразмыслишь над этой абсолютностью с ее совершенно безжизненной невозмутимостью, легко поймешь, что состояние и остановка, произведенные твоей самонадеянностью, весьма напоминают абсолют. Но что до меня, я полностью стою на твоей стороне, потому что ты тоже находишь эту неподвижность невыносимой».
Я: «Что? Ты на моей стороне? Это странно».
С.: «Это не так уж странно. Абсолютное всегда противостояло живому. Я все еще настоящий мастер жизни».
Я: «Это подозрительно. Твоя реакция слишком уж личная».
С.: «Моя реакция далеко не личная. Я не знаю отдыха, постоянно подгоняя жизнь.Я никогда не удовлетворен, никогда не бываю спокоен. Я тяну все вниз и поспешно перестраиваю. Я амбициозность, жажда славы, жажда действия; я суета новых мыслей и действий. Абсолютное скучное и растительное».
Я: «Хорошо, я верю тебе. Так что же ты посоветуешь?»
С.: «Вот лучший совет, что я могу тебе дать: отмени свое пагубное новшество как можно скорее».
Я: «И чего я этим добьюсь? Нам придется начать сначала и неизбежно придти к тому же самому во второй раз. То, что было познано, нельзя намеренно забыть и отменить. Твой совет — это не совет».
С.: «Но можешь ли ты существовать без разногласий и разобщенности? Ты должен над чем-то работать, представлять сторону, превозмогать противоположности, чтобы жить».
Я: «Это не поможет. Ты тоже видим друг друга напротив. Мы устали от этой игры».
С.: «И от жизни».
Я: «Мне кажется, это зависит от того, что называть жизнью. Твоя идея о жизни связана с восхождениями и спусками, предположениями и сомнениями, нетерпеливой возней, / [Image 163][249] /, с поспешным желанием. Тебе недостает абсолюта с его выдержанным терпением».
С.: «Довольно верно. Моя жизнь бурлит и пенится и воздымает бушующие волны, она состоит из овладевания и отбрасывания, страстного желания и беспокойства. Это и есть жизнь, не так ли?»
Я: «Но абсолют тоже живет».
С.: «Это не жизнь. Это остановка или что-то ей под стать, или скорее: он живет бесконечно медленно и тратит тысячи лет, совсем как в тех жалких условиях, что ты создал».
Я: «Ты просветил меня. Ты личностная жизнь, а кажущаяся остановка — выдержанная жизнь вечности, жизнь божественности! На этот раз ты дал мне хороший совет. Я отпускаю тебя. Прощай».
[H1 164] Сатана ловко, как крот, заполз обратно в свою нору. Символ троицы и ее окружение возносятся в мире и невозмутимости в Небеса. Я благодарю тебя, змея, за то, что вытянула для меня того, кто был нужен. Каждый понимает его слова, потому что они личностны. Мы можем жить снова, долгую жизнь. Мы можем тратить тысячи лет.
[H1 164/2] [2] С чего начать, о Боги? Со страдания или радости или со смешанного чувства между ними? Начало всегда мельчайшее, оно начинается в ничто. Если я начинаю здесь, я вижу каплю «чего-то», что падает в море ничто. Начало вечно там, где ничто распахивается в неограниченной свободе.[250] Ничего еще не случилось, мир еще не начался, солнце еще не родилось, воды небесного свода еще не были отделены,[251] мы еще не забрались на плечи отцов, ведь нашим отцам еще предстоит появиться. Они пока только умерли и пребывают в лоне нашей кровожадной Европы.
Мы стоим в безграничности, обрученные со змеей, и решаем, какой камень должен лежать в основании здания, которого мы еще не знаем. Древнейший? Он подходит как символ. Мы хотим чего-то понятного. Мы устали от сетей, что плетет день и распарывает ночь. Вероятно, дьявол создал его, жалкого фанатика с притворным пониманием и жадными руками? Он появился из кучи навоза, в которой Боги хранили свои яйца. Я отшвырнул бы прочь мусор, если бы золотое семя не было в низком сердце бесформенной формы.
Так вознесись, сын тьмы и зловония! Как крепко ты вцепился в мусор и отходы вечной выгребной ямы! Я не боюсь тебя, хотя ненавижу тебя, брат всего предосудительного во мне. Сегодня ты будешь выкован тяжелыми молотами, так что золото Богов брызнет из твоего тела. Твое время кончилось, твои годы сочтены, и сегодня твой судный день разбит вдребезги. Да вспыхнут твои оболочки, своими руками мы ухватим твое семя, золотое, и освободим от скользкой грязи. Да будешь ты заморожен, дьявол, ведь мы сделаем тебя холоднокованным. Сталь тверже льда. Ты подойдешь к нашей форме, ты, похититель божественного чуда, ты, мать-обезьяна, запихнувший в свое тело яйцо Богов и тем сделавший себя весомым. Потому мы проклинаем тебя, но не из-за тебя, а ради золотого семени.
Какие полезные формы поднимаются из твоего тела, ты, вороватая бездна! Они появляются как элементарные духи, облаченные в измятые одеяния, Кабиры, очаровательно бесформенной формы, юные и тем не менее старые, карликовые, морщинистые, невзрачные хранители тайных искусств, обладатели нелепой мудрости, первые образования несформировавшегося золота, черви, что ползут из освобожденного яйца Богов, зарождающиеся, нерожденные, еще невидимые. Чем станет ваше появление для нас? Какие новые искусства вы вынесете из недоступных сокровищниц, солнечную тяжесть из яйца Богов? У вас все еще есть корни в почве, как у растений, у вас звериные лица на человеческом теле; вы дурашливо милые, поразительные, изначальные и земные. Нам не постигнуть вашу сущность, гномы, души вещей. Вы происходите из низшего. Вы хотите стать гигантами, Мальчики-с-пальчик? Вы принадлежите к последователям сына земли? Вы земная ступня Божественного? Чего вы хотите? Говорите!»[252]