Саломея – мне: «Почему ты отвергаешь меня? Я хочу быть твоей служанкой и служить тебе. Я буду петь и танцевать перед тобой, отгонять для тебя людей, услаждать тебя, когда тебе грустно, смеяться с тобой, когда тебе весело. Я сохраню все твои мысли в сердце. Я буду целовать слова, которые ты мне говоришь. Я буду собирать для тебя розы каждый день, и все мои мысли будут лишь о тебе и будут окружать тебя».
Я: «Благодарю тебя за любовь. Прекрасно слышать, когда ты говоришь о любви. Это музыка и старая, далекая ностальгия. Смотри, мои слезы падают от твоих добрых слов. Я хочу встать перед тобой на колени и целовать твои руки тысячи раз, потому что они хотят дать мне любовь. Ты так прекрасно говоришь о любви. Слов о любви никогда не может быть много».
Сал.: «Зачем лишь говорить? Я хочу быть твоей, всецело и полностью твоей».
Я: «Ты как змея, обвившаяся вокруг меня и выдавливающая мою кровь.[265] Твои сладкие слова вьются вокруг меня и я стою, будто распятый».
Сал.: «Почему все еще распятый?»
Я: «Разве ты не видишь, что безжалостная необходимость швырнула меня на крест? Меня калечит невозможность».
Сал.: «А ты не хочешь прорваться сквозь необходимость? Действительно ли это необходимость?»[266]
Я: «Слушай, я сомневаюсь, что тебе суждено принадлежать мне. Я не хочу вмешиваться в твою предельно необыкновенную жизнь, потому что не смогу помочь тебе довести ее до конца. И чего ты добьешься, если однажды я отложу тебя, как ношеную одежду?»
Сал.: «Твои слова ужасны. Но я люблю тебя так сильно, что и сама отложу себя, когда придет твое время».
Я: «Я знаю, что для меня величайшим мучением будет дать тебе уйти. Но если ты можешь сделать это для меня, и я для тебя это сделаю. Я уйду без сожаления, ведь я не забыл сон, в котором видел свое тело лежащим на острых иголках, а бронзовое колесо катилось по моей груди, раздавливая ее. Я должен думать об этом сне всегда, когда думаю о любви. Если так должно, я готов».
Сал.: «Я не хочу такой жертвы. Я хочу принести тебе радость. Разве я не могу быть для тебя радостью?»
Я: «Я не знаю, может да, а может нет».
Сал: «Так по крайней мере проверь».
Я: «Попытка – то же, что действие. Такие попытки дорого стоят».
Сал.: «Ты не заплатишь такую цену ради меня?»
Я: «Я скорее слишком слаб, слишком истощен после всего, что вынес из-за тебя, чтобы принять на себя еще какие-то задачи для тебя. Я буду раздавлен».
Сал: «Если ты не хочешь принять меня, то и мне нельзя принять тебя?»
Я: «Дело не в принятии; если уж на то пошло, дело в даянии».
Сал.: «Но я отдаюсь тебе. Просто прими меня».
Я: «Если бы это что-то решало! Но быть опутанным любовью! Просто подумать об этом уже ужасно».
Сал.: «То есть ты требуешь, чтобы я была и не была в одно и то же время. Это невозможно. Что с тобой такое?»
Я: «Мне недостает сил возложить на свои плечи другую судьбу. На мне и так слишком много».
Сал.: «Но что если я помогу тебе нести эту ношу?»
Я: «А как ты можешь? Тебе придется нести меня, неприрученный груз. Не должен ли я нести его сам?»
И.: «Ты говоришь правду. Пусть каждый сам несет свой груз. Тот, кто хочет нагрузить своей ношей другого, его раб.[267] Каждый может тащить себя сам».
Сал.: «Но отец, не могу ли я помочь ему нести часть его ноши?»
И.: «Тогда он будет твоим рабом».
Сал.: «Или моим господином и хозяином».
Я: «Им я не буду. Ты должна быть свободным существом. Я не вынесу ни рабов, ни господ. Я жажду человека».
Сал.: «Разве я не человек?»
Я: «Будь своим господином и своим рабом, не принадлежи мне, а лишь себе. Так ты оставишь мне мою человеческую свободу, которая для меня ценнее права владения другим человеком».
Сал.: «Ты отсылаешь меня?»
Я: «Я не отсылаю тебя. Ты не должна быть далеко от меня. Но дай мне от своей полноты, а не от жажды. Я не могу удовлетворить твою бедность, как и тебе не успокоить моей жажды. Если твой урожай богат, пошли мне плодов со своего сада. Если ты страдаешь от изобилия, я изопью из переполненного кубка твоей радости. Я знаю, что она будет бальзамом для меня. Я могу удовлетворить себя только за столом удовлетворенных, а не за пустыми чашами тех, кто тоскует. Я не похищу своей платы. У тебя ничего нет, так как ты можешь давать? В той мере, в какой ты даешь, ты также и требуешь. Илия, старец, слушай: твоя благодарность необычна. Не отдавай свою дочь, научи ее стоять на ногах. Она полюбит танцевать, петь или играть на лютне перед людьми, и она полюбит их сверкающие монеты, брошенные к ее ногам. Саломея, спасибо за твою любовь. Если ты действительно любишь меня, танцуй перед толпой, радуй людей, чтобы они восславили твою красоту и твое искусство. И если твой урожай богат, брось мне одну из своих роз через окно, и если ключ твоей радости переполнен, станцуй и спляши для меня еще. Я жажду радости людей, их полноты и свободы, но не их нужды».
Сал.: «Какой ты сложный и непостижимый человек».
И.: «Ты изменился с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ты говоришь другим языком, и он мне не знаком».
Я: «Мой дорогой старец, хотел бы я верить, что ты нашел меня изменившимся. Но ты, кажется, тоже изменился. Где твоя змея?»
И.: «Она потерялась. Думаю, ее украли. С тех пор все для нас омрачилось. Потому я был бы счастлив, если бы ты хотя бы принял мою дочь».
Я: «Я знаю, где твоя змея. Она у меня. Мы достали ее из преисподней. Она дала мне твердость, мудрость и магическую силу. Она нужна нам в вышнем мире, иначе преисподняя получила мы преимущество, к нашему ущербу»
И.: «Прочь, проклятый вор, да покарает тебя Бог».
Я: «Твое проклятие бессильно. Тот, у кого есть змея, неподвластен проклятиям. Нет, будь благоразумен, старец: тот, кто обладает мудростью, не может быть жадным до власти. Только тот, у кого есть власть, отказывается использовать ее. Не плачь, Саломея, удача – это то, что ты создаешь сама, а не то, что к тебе приходит. Уходите, мои печальные друзья, уже поздняя ночь. Илия, сотри ложные проблески власти из своей мудрости, а ты, Саломея, ради нашей любви, не забудь о танце».
[2][268] Когда все для меня свершилось, я неожиданно вернулся к тайнам, к тому первому взгляду на иномировые силы духа и желания. Как я достиг удовлетворения собой и власти над собой, Саломея потеряла удовлетворение собой, но научилась любви к другому, а Илия потерял силу своей мудрости, но научился признавать дух другого. Так Саломея потеряла силу искушения и стала любовью. Добившись удовлетворения в себе, я также хотел любви к себе. Но это было бы слишком, она бы удушающе стянула меня железным обручем. Я принял Саломею как удовольствие, и отверг ее как любовь. Но она хочет быть со мной. Так как мне любить самого себя? Любовь, я думаю, принадлежит другим. Но моя любовь хочет быть со мной. Я страшусь этого. Да оттолкнет ее от меня сила моего мышления, в мир, к вещам, к людям. Ибо что-то должно соединять людей вместе, что-то должно быть мостом. Вот труднейшее искушение, если даже моя любовь хочет меня! Тайны, приподнимите вновь свои завесы! Я хочу довести эту битву до конца. Приди, змея темной бездны.
{6}[269] [1] Я слышу, что Саломея все еще плачет. Чего она хочет, или чего все еще хочу я? Это проклятая плата, плата, к которой не прикоснуться без жертвы. Плата, требующая еще большей жертвы после того, как ее коснешься.
Змея: «Ты намереваешься жить без жертвоприношения? Жизнь должна тебе чего-то стоить, не так ли?»
Я: «Я думаю, я уже заплатил. Я отверг Саломею. Этой жертвы не достаточно?»
Зм.: «Для тебя слишком мало. Как было сказано, тебе позволено требовать с себя».
Я: «Ты многое подразумеваешь своей проклятой логичкой: жертвенное требование? Этого мне не понять. Очевидно, моя ошибка обернулась мне пользой. Скажи, разве не достаточно, что я принуждаю свое чувство к окружению?»
Зм.: «Ты вообще его не принуждаешь; лучше было бы, если бы ты перестал мучаться из-за Саломеи».
Я: «Если ты говоришь правду, это не очень хорошо. Потому Саломея до сих пор плачет?»
Зм.: «Да, потому».
Я: «Но что делать?»
Зм.: «Ах, ты хочешь действовать? А можно еще и подумать».
Я: «Но о чем тут думать? Я признаю, что не знаю, о чем тут думать. Может, у тебя есть совет. У меня такое чувство, что я должен подняться выше головы. Я не могу этого сделать. Как ты думаешь?»
Зм.: «Я ничего и не думаю, и совета у меня нет».
Я: «Так спроси потустороннее, иди на Небеса или в Ад, может, совет там».
Зм.: «Меня вытягивают вверх».
Затем змея превратилась в маленькую белую птицу, которая вспорхнула в облака, где и исчезла. Я долго провожал ее взглядом.[270]
Птица: «Ты меня слышишь? Сейчас я далеко. Небеса так далеко. Ад гораздо ближе к земле. Я нашла для тебя кое-что, отвергнутую корону. Она лежит на улице в неизмеримом пространстве Небес, золотая корона».