Уаймен Стенли
Красная кокарда
Стэнли Уаймэн
КРАСНАЯ КОКАРДА
историко-приключенческий роман
Перевод с английского
Действие романа "Красная кокарда", который можно назвать историко-романтической драмой, происходит в первый год Великой Французской революции 1789-1794 гг. Любовные приключения виконта де Со тесно переплетаются с исторической канвой произведения. Наравне с вымышленными героями в "Красной кокарде" и в первом романе - "Волчьем логове", повествующем о страшном времени гугенотских войн (1562-1594 гг.), участвуют или упоминаются реально существовавшие, исторические личности.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I МАРКИЗ ДЕ СЕНТ-АЛЭ
Когда мы дошли до террасы, которую мой отец построил незадолго до своей смерти и которая, извиваясь под окнами замка, отделяет дом от нового луга, маркиз де Сент-Алэ окинул местность презрительным взглядом.
- Что же вы сделали с садом? - спросил он, скривив губы.
- Мой отец перенес его в другую сторону, - отвечал я.
- Туда, где его не видно...
- Да его не видно из-за кустов роз.
- Английская мода, - сказал он, вежливо пожимая плечами. - Вам больше нравится, чтобы у вас перед глазами была эта трава?
- Да.
- А эти посадки? Ведь они совсем закрывают вид на деревню...
- Да, пожалуй.
Маркиз громко рассмеялся.
- Я замечаю, что таков обычный образ действий тех, кто распинается за народ, за его свободу и братство. Они любят народ лишь издали. В Сент-Алэ я предпочитаю, чтобы мои крестьяне были всегда у меня на глазах и видели, в случае необходимости, позорный столб. Кстати, что вы сделали со своим, виконт? Он прежде стоял как раз против подъезда?
- Его сожгли, - отвечал я, чувствуя, что кровь ударила мне в голову.
- Это, вероятно, тоже сделал ваш отец? - переспросил он, глядя на меня с удивлением.
- Нет, нет, - упрямо твердил я, презирая самого себя за то, что стыжусь маркиза. - Это велел я. Мне кажется, что подобные вещи отжили свой век.
Маркиз был старше меня лет на пять. Но эти пять лет, проведенные им в Париже и Версале (1), давали ему значительное преимущество передо мной.
Помолчав немного, он переменил тему и заговорил о моем отце. В его словах было столько уважения и любви, что мое раздражение быстро улеглось.
- Когда я впервые убил птицу на охоте, мы были тогда с ним, - сказал Сент-Алэ с присущей ему с детства обворожительностью.
- Это было двенадцать лет тому назад.
- Совершенно верно. В те поры за мной бегал по пятам и считал меня великим человеком некий юноша с голыми ногами. Но я уже и тогда подозревал, что рано или поздно он станет разъяснять мне права человека. Ах, Боже мой! Я должен забрать от вас Лун, виконт, иначе вы сделаете из него такого же реформатора, как и вы сами. Впрочем, - прервал он самого себя с легкой улыбкой, - я приехал сюда не за этим. У меня есть к вам другое дело, в высшей степени для вас важное, виконт.
Я почувствовал, что опять краснею, хотя и по другой причине.
- Мадемуазель вернулась домой? - спросил я.
- Вчера. Завтра она едет с моей матерью в Кагор. Я надеюсь, что самым интересным впечатлением в этой поездке будет виконт де Со.
- Мадемуазель в добром здравии? - довольно неловко спросил я.
- Вполне, - вежливо отвечал маркиз. - Завтра вечером вы убедитесь в этом сами. Думаю, вы не откажетесь предоставить себя в ее распоряжение на недельку-другую?
Я поклонился. Услышать эту новость я рассчитывал еще на прошлой неделе, но не от маркиза, а от Луи, заменявшего мне брата.
- Отлично, в таком случае вы должны сказать это и самой Денизе! воскликнул Сент-Алэ. - В ней вы найдете отличную собеседницу. Сначала, конечно, она будет застенчива, - продолжал он, надевая перчатки. - Сестры в монастыре, несомненно, боятся каждого мужчины как волка, но ведь женщины в конце концов всегда остаются женщинами, и через неделю все обойдется. Итак, смею надеяться видеть вас у себя завтра вечером.
- Я буду у вас непременно, маркиз.
- Почему вы зовете меня "маркиз", а не Виктор, как раньше? - спросил он, дотронувшись рукой до моего плеча. - Мы совсем скоро породнимся... А пока проводите-ка меня до ворот. Мне что-то еще надо было сказать вам... Но что именно?..
Оттого ли, что он действительно не мог вспомнить, или же потому, что считал неуместным заговорить об этом теперь, но он смолк и продолжил беседу, лишь пройдя половину аллеи.
- Слышали вы об этом протесте? - вдруг спросил он.
- Да, - неохотно отвечал я, смутно чувствуя тревогу.
- Вы, конечно, подпишите его?
Именно этот вопрос, видимо, вызвал заминку в нашей беседе. Настала моя очередь колебаться, но уже с ответом.
Протест, о котором маркиз говорил, предполагалось подать в собрание дворянства в Кагоре. Целью его было выразить неодобрение нашим представителям в Версале, которые согласились заседать с третьим сословием (2).
Я лично считал этот шаг непоправимой ошибкой, хотя он и был одобрен королем. Лица же, составившие упомянутый протест, не хотели бы никаких реформ и стояли за сохранение своих привилегий. И я медлил с ответом, не желая насиловать своих убеждений.
- Итак, как же? - спросил опять маркиз, видя, что я молчу.
- Думаю, что нет, - ответил я, вспыхнув.
- Вы не считаете возможным поддержать протест?
- Не считаю.
- А я-то думал, что вы это сделаете, - воскликнул он, громко смеясь. Но ведь это пустяки, а нам необходимо действовать единодушно. Сейчас это только и нужно.
Я покачал головой. Мы дошли до ворот, где приезжавшие в замок оставляли своих лошадей. Слуга уже вел их к нам.
- Послушайте, - настойчиво продолжал Сент-Алэ, - неужели вы думаете, что из этих Генеральных штатов (3), которые его величество так неразумно разрешил собрать, могло выйти что-нибудь хорошее? Они собрались 4 мая, а теперь уже 17 июля, и до сего времени они не сделали ничего путного. Ровно ничего. Теперь их распустят, и всему будет положен конец.
- Для чего же в таком случае подавать протест? - тихо спросил я.
- Это я вам сейчас объясню, - снисходительно промолвил он, ударяя хлыстом по носкам своих башмаков. - Разве вы не слышали последней новости?
- Какой новости? - осторожно осведомился я.
- Король уволил Неккера (4).
- Первый раз слышу! - воскликнул я, пораженный.
- Да, да, банкир уволен, а через неделю будут распущены и Генеральные штаты, Национальное собрание (5) или как там им угодно называть это собрание. Чтобы укрепить короля в его мудром решении, мы должны показать ему свое сочувствие, должны действовать, должны протестовать.
- Уверены ли вы, однако, маркиз, - спросил я, разгоряченный этой новостью, -что народ отнесется к этому совершенно спокойно и будет терпеть свою участь? Никогда еще не было такой холодной зимы, никогда еще не было такого неурожая, как прошлый год. Кроме того, теперь их надежды ожили, умы возбуждены выборами...
- Не беспокойтесь, виконт, все обойдется благополучно, - сказал он со странной улыбкой. - Я знаю Париж и могу вас уверить, что там уже нет фронды (6), хотя Мирабо (7) и пытается играть роль Ретца (8). Теперь этот мирный Париж не восстанет. Будут два-три голодных бунта, но с ними управятся две роты швейцарцев.
Поверьте, что с этой стороны опасности нет никакой.
Но эта новость возбудила во мне оппозиционный дух.
- Не знаю, - холодно произнес я. - Не думаю, что дело так просто, как оно вам представляется. Королю надо добыть денег, или ему грозит банкротство. А у народа нет средств дать эти деньги. Вот почему я не думаю, что все будет по-старому.
Маркиз быстро взглянул на меня неожиданно злыми глазами.
- Вы хотите сказать, виконт, что вы не желаете, чтобы все было по-старому?
- Я думам, что прежнее положение вещей невозможно, - резко сказал я. Так долго продолжаться не может.
Минуты две он ничего не отвечал, и мы молча стояли напротив друг друга: я по одну сторону ворот, он по другую. Над нами простиралась холодная листва, а сзади тянулась пыльная дорога, раскаленная июльским солнцем. Лицо Сент-Алэ было красно и носило решительное выражение. Но вдруг это выражение переменилось: он рассмеялся тихим вежливым смехом и с легким пренебрежением пожал плечами.