Я поднял корзину для бумаг и положил в нее обратно весь мусор, бумажку за бумажкой, сделал еще несколько дел и, наконец, сел с книгой по токсикологии. Я все еще старался одолеть ее, когда Вулф спустился вниз в одиннадцать часов.
Он прошествовал к своему столу и сел, занялся как обычно своим пером, почтой, вазой с орхидеями, кнопкой для вызова пива. Выпив пива, он откинулся на спинку кресла и вздохнул. Он отдыхал после своей напряженной деятельности среди цветочных горшков.
Я сказал:
– Фрисби стал несносным, и я тронул его щеку рукой. Он собирается отобрать вашу лицензию… и, может быть, бросит вас в чан со щелочью.
– Вот как?.. Он собирался отобрать лицензию до того, как ты ударил его, или после того?
– До этого. После этого он не очень много говорил.
– Я верю в твое благоразумие. Арчи, но иногда чувствую, что верю в благоразумие снежной лавины… Разве не было другого выхода, кроме как колотить его?
– Я не колотил его. Это был просто жест досады. Я в отвратительном настроении.
– Я знаю. И не порицаю тебя. Этот случай был нудным и неприятным с самого начала. Что-то, по-видимому, случилось с Солом. Нам предстоит работа. Она закончится, я думаю, так же неприятно, как и началась. Но сделаем мы ее с блеском, если сможем… Ах! Вот, я надеюсь, теперь Сол.
Зазвонил дверной звонок. Но опять, как и накануне вечером, это не был Сол. На этот раз пожаловал сам инспектор Кремер. Он тяжело ввалился в комнату.
Он выглядел так, как если бы был готов остаться без работы, с мешками под глазами, растрепанными седеющими волосами, а его плечи были не такими прямыми и не с такой военной выправкой, как полагается быть инспектору.
Вулф приветствовал его.
– Доброе утро, сэр. Садитесь. Не хотите ли пива?
Кремер сел в кресло «для тупиц», вздохнул еще раз и сказал нам обоим:
– Когда я в таком состоянии, что не хочу сигары, значит я в чертовски трудном положении…
Он посмотрел на меня.
– Как бы то ни было, что вы сделали с Фрисби?
– Ничего. Ничего, насколько я помню.
– Ну, а он помнит. Я думаю с вами покончено. Я думаю, он собирается приклеить вам обвинение в государственной измене.
Я ухмыльнулся.
– Это не пришло мне в голову. Я полагаю, это не было изменой. Что со мной сделают, повесят?
– Я не знаю и не хочу знать. Я меньше всего беспокоюсь о том, что с вами случится… Боже, как было бы хорошо, если бы мне хотелось зажечь сигару. – Он перенес взгляд на Вулфа. – Извините меня, Вулф, я не упомянул, что не хочу никакого пива… Я полагаю, вы думаете, я пришел сюда, чтобы затеять скандал?
Вулф пробормотал:
– А разве не так?
– Я пришел сюда, чтобы разумно поговорить. Могу я задать вам пару откровенных вопросов и получить пару откровенных ответов.
– Вы можете попробовать… Подайте мне пример.
– Ладно. Если бы мы обыскали это место, нашли бы мы красную коробку Мак-Нэра?
– Нет.
– Вы когда-нибудь видели ее или знаете, где она находится?
– Нет. На оба вопроса.
– Сказал ли вам что-либо Мак-Нэр, здесь в среду, прежде чем умереть, что дало бы вам какую-нибудь ниточку или мотив убийства?
– Вы слышали каждое слов, сказанное Мак-Нэром в этом кабинете. Арчи прочитал вам это по своим записям.
– Да, я знаю. Получили ли вы информацию относительно мотива из другого источника?
– Ну, в самом деле. – Вулф погрозил ему пальцем. – Этот вопрос нелепый. Конечно, получил. Разве я не занимаюсь этим делом уже четыре дня?
– От кого?
– Ну, например, от вас.
Кремер вздрогнул. Он воткнул сигару в рот и зажал ее зубами, не отдавая себе отчета, что делает. Он воздел руки кверху и снова опустил их.
– Беда ваша, Вулф, в том, что вы не можете ни на одну секунду забыть, что вы страшно остроумны. Черт возьми, я знаю это… Когда и что я сказал вам?
– Нет, мистер Кремер. Теперь, как говорят дети… теперь уже теплее. А я еще ее готов. Предположим, мы будем спрашивать по очереди. Мне тоже любопытно кое-что знать… Сообщение об этом в газетах было неполное. Какого рода было это новоизобретенное приспособление, пролившее яд на мистера Геберта?
Кремер проворчал:
– Вы хотите знать?
– Я любознателен, и мы могли бы к тому же скоротать время.
– О! Мы могли бы!
Инспектор вынул сигару, посмотрел с удивлением на ее незажженный конец, приставил к нему спичку и затянулся.
– Дело было так. Возьмите кусок обычного лейкопластыря в дюйм шириной и десять дюймов длиной, приклейте концы этой ленты к обшивке верха автомобиля Геберта над сиденьем водителя на пять дюймов друг от друга, так чтобы лента свободно качалась, как гамак. Возьмите обычный грубый соусник вроде тех, которые продают в магазине, где все по пять и десять центов, и положите его в этот маленький гамак. Вам нужно только его тщательно уравновесить, потому что малейшее движение может перевернуть его. Прежде чем поставить блюдо в гамак, налейте в него пару унций нитробензола – или, если предпочитаете, вы можете назвать это эссенцией мирбаны или искусственным маслом горького миндаля, потому что это все одно в то же. Налейте также вместе с этим одну унцию или около того простой воды так, чтобы нитробензол осел на дно, а слой воды наверху будет препятствовать испарению и запаху…
Если вы попытаетесь влезть в машину, как обычно люди влезают, вы обнаружите, что ваши глаза естественно направляются на сиденье и пол, и не будет ни одного шанса на тысячу, что вы увидели бы что-нибудь, прикрепленное к крыше, в особенности ночью. И больше того, вы найдете, что ваша голова войдет на расстояние дюйма от крыши и вы обязательно ударите блюдо, а даже если не ударите, оно упадет и прольется на вас на первой выбоине, на которой вы подскочите или при первом угле, за который повернете. Как вам нравится такая грубая шутка?