– Ты мне помешал, – говорит Антония. Поворачивает айпад, кладет его экраном на потертый паркет. – Ты очень плохо воспитан.
Джон один из тех, кто, обидевшись, моментально переходит в контратаку. В превентивном порядке. Из спортивного интереса. Чтобы показать другим, что он парень не промах.
– А ты всегда оставляешь дверь открытой? Разве не знаешь, в каком районе живешь? А если маньяк-насильник придет?
Антония на это моргает в замешательстве. С сарказмом ей справиться непросто.
– Ты не маньяк-насильник. Ты полицейский. Баск.
То, что он баск – кто угодно поймет по его акценту, тут Джона не провести. Но вот то, что она угадала род его занятий, – удивительно.
Обычно от полицейских прямо несет полицией. А Джон, которому не нужно платить за квартиру и который тратит все деньги на одежду, скорее напоминает директора по маркетингу в своем костюмчике-тройке индивидуального пошива из тонкой шерсти и итальянских ботинках.
– Откуда ты знаешь, что я полицейский? – спрашивает Джон, прислоняясь к дверному косяку.
Антония указывает на левую сторону его пиджака. Хоть портной и старался обеспечить незаметное ношение оружия, ничего у него не получилось. Да и режим питания Джона не слишком-то помог.
– Я инспектор Гутьеррес, – соглашается Джон. Он уже собирается протянуть ей руку, но вовремя сдерживается. Его предупреждали, что этой женщине не нравится физический контакт.
– Тебя прислал Ментор, – говорит Антония.
И это не вопрос.
– Он тебя предупредил о моем визите?
– Я это и так поняла. По другой причине сюда никто не приходит.
– Твои соседи приходят, приносят тебе еду. Должно быть, они очень тебя ценят.
Антония пожимает плечами.
– Это здание принадлежит мне. Ну, то есть моему мужу. Еда – это плата, которую я беру с них за жилье.
Джон прикидывает. Пять жилых этажей, три квартиры на этаж, тысяча евро с квартиры.
– Да уж. Недешевый получается кускус. Надеюсь, хоть вкусный – за такую-то цену.
– Я не люблю готовить, – с улыбкой говорит Антония.
И в этот момент Джон замечает, что она очень симпатичная. Не то чтобы ослепительная красавица, нет. На первый взгляд лицо Антонии кажется неприметным как чистый лист. Да и черные прямые волосы средней длины не очень-то ее выделяют. Но стоит ей улыбнуться, и ее лицо озаряется, словно новогодняя елка. И ты вдруг обнаруживаешь, что ее глаза на самом деле не карие, как тебе казалось, а оливково-зеленые; и что на щеках и подбородке у нее появляются ямочки, образуя идеальный треугольник.
Но вот она снова серьезна – и эффект исчезает.
– А теперь уходи, – говорит Антония и резко взмахивает рукой в сторону Джона.
– Не уйду, пока ты меня не выслушаешь, – отвечает инспектор.
– Ты что, думаешь, ты первый, кого сюда прислал Ментор? До тебя было еще трое. Последний приходил всего полгода назад. И всем я отвечаю одно и то же: мне неинтересно.
Джон почесывает голову, по привычке вытягивая свои рыжие завитушки, и делает глубокий вдох на несколько секунд. Чтобы наполнить это огромное туловище, требуется изрядное количество воздуха. На самом деле Джон просто пытается выиграть время, потому как понятия не имеет, что говорить этой странной и замкнутой женщине, с которой он познакомился три минуты назад. А указание Ментора было следующим: сделай так, чтобы она села в машину. Обещай, что хочешь, ври, угрожай, задобри ее. Но сделай так, чтобы она села в машину.
Чтобы она села в машину. А что должно быть потом – неизвестно. И эта мысль не дает ему покоя.
Что же это за баба, почему она такая важная персона?
– Если бы я знал, принес бы тебе кускус. Что случилась? Ты работала в полиции?
Антония недовольно цокает языком.
– Он тебе ничего не сказал, не так ли? Ничего не объяснил. Велел тебе усадить меня в машину, не уточнив, куда мы поедем. И все это ради очередного дурацкого задания. Нет уж, спасибо. Мне и так хорошо.
Джон широким жестом обводит пустую комнату и голые стены.
– Оно и видно. Кто же не мечтает спать на полу.
Антония слегка съеживается и прикрывает глаза.
– Я не сплю на полу. Я сплю в больнице, – выдает она.
Я нащупал больное место, думает Джон. А когда ей больно, она говорит.
– А что с тобой? То есть нет, не с тобой. Видимо, что-то с твоим мужем, да?
– Это не твое дело.
Детали вдруг начинают складываться воедино, и Джон уже не может остановиться.
– С ним что-то случилось, он болен, и ты хочешь быть с ним. Это можно понять. Но поставь себя на мое место. Мне велено уговорить тебя сесть в машину, Антония. Если ничего не получится, для меня это чревато последствиями.