– На, возьми, я её уже прочитал. Возьми, пожалуйста. Это очень хорошая книжка, моя любимая.
– Тебе не жалко? —спросила дама. – И тут же добавила, – мы с внучкой прочитаем и тебе отдадим. Хорошо?
Внук кивал головой и выглядел очень счастливым…
До поворота шли вместе. Впереди внук Олимпиады Ивановны и девочка, за ними ещё несколько детей. Сзади Олимпиада Ивановна и пожилая дама, бабушка девочки. У поворота расстались, и энергичные, радостные шаги внука постепенно стали медленнее и тяжелее. Олимпиада Ивановна пыталась приободрить внука, но, казалось, он не слышал её. Опустив голову, он брёл своей обычной походкой, загребая ногами и отыскивая что-то на тротуаре.
Подростки и тинейджеры
Саша приготовился засвистеть. Соединил кольцом большой и указательные пальцы и уже поднёс руку ко рту, чтобы, загнув ими кончик языка, издать призывный звук, но тут на крыльцо дома, рядом с которым он стоял, вышел старик. Мальчик знал, мама ему ещё вчера сказала, что свистеть в присутствии взрослых неприлично и, что если ему так необходимо, то лучше всего это делать где-нибудь подальше. Поспешно разжав пальцы, он ухватился обеими руками за руль, перекинул ногу через седло и, резко развернувшись, понёсся вверх по деревенской дороге. Он не видел, как старик недовольно посмотрел ему вслед, внимательно оглядел отгороженный слегами палисадник и, заметив у скамейки не убранное эмалированное ведро, унёс его на веранду, полагая, что там оно будет в большей безопасности. Проехав по улице до дома с разноцветным штакетником вокруг палисадника, Саша развернулся и поехал обратно. Он миновал поворот на околицу, проехал мимо дома, где на лето поселились они с мамой и братом, его тётушки со своими дочерями и, приезжавшие время от времени, главы семейств, отдающие в городе свои жизни творчеству и отечеству… Мальчик опять предстал перед домом со слегами. На этот раз он решил не слезать с велосипеда, а засвистеть на ходу, но это у него почему-то не получилось, и он врезался в песчаную яму, около которой часто играл его брат.
Сейчас же малыша увели на обед, и он посапывал в кроватке, а мама, уставшая от готовки в непривычных дачных условиях, дремала, время от времени, приоткрывая глаза и отгоняя от разомлевшего ребёнка, комаров и мух. Для Саши это послеобеденное время было самым ценным. Он уже вырос из того возраста, когда полагался обязательный послеобеденный отдых и не отличался такой дисциплинированностью, как его двоюродная сестра Наташа, записавшая Сашу в пажи. А потому, как только стихали разговоры, звяканье ложек, вилок, он хватал велосипед, любимый синий “Орлёнок”, из которого давно вырос, и мчался к тому дому, где жила Ирочка.
Обычно он вызывал её свистом, и девочка тут же вывозила из сарая свою бежевую “Ласточку”, и они мчались с горы на край света, который заканчивался мягкой прохладой лесных далей. Там, забравшись на помост из срубленных деревьев, Саша, забыв о своей стеснительности, рассказывал о любимых книжках, о маме Вере, которая всегда плачет, провожая папу на испытания, о своём разноцветном мире, в котором золотое, солнечное, всегда прилегает к лазурному и ярко-зелёному.
– А ещё, – сказал как-то Саша, открывая девочке самую горькую тайну, – я никогда не буду лётчиком, потому что у меня врождённый порок сердца.
Ирочка, выросшая среди сухопутных родительских специальностей, не понимала этой печали, въевшейся на всю жизнь в Сашино сердце, так же как не понимала коварства курносенькой, с ямочками на щёчках и кокетливыми локонами по обеим сторонам круглого личика, Наташи. Ирочка доверчиво полагала, что намёки Наташи о какой-то другой девочке, облюбованной Сашей, не лишены правдивости, а потому Саша оставался для неё просто хорошим товарищем. К тому же Наташа, на правах двоюродной сестры, доверяла Саше прохладными вечерами свою разноцветную накидку и, склонив голову на бок, просила накинуть её на плечи, а потом томно тянула:
– Спа-а-сибо, – и, оставшись с девочками, особенно если среди них находилась Ирочка, часто повторяла, что любимое занятие Саши, когда она остаётся с ним наедине, играть её локоном и печально смотреть куда-то в сторону.
Не будь всего этого, а также, если б Ирочка знала, что чуть поникшую веточку сирени, которая по утрам встречала её на крыльце, приносил Саша, преодолевая страх перед строгим худым стариком, будто специально высматривавшим его за кустами, отделявшими палисадник от дороги, она бы относилась внимательнее и к нему и к его рассказам. А так что? Сплошное мальчишество.