- Что случилось?
Дин наклонился, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться.
- Ничего. Слава богу, ничего.
Дин снял куртку, повесил на крючок у двери и не заметил, что петелька тут же оторвалась, и куртка упала на пол. Ничего не было важно, кроме того, что Сэм – живой, теплый, вот он, полулежит на кровати, такой близкий и притягательный. Дин подошел и сел рядом. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, словно пытались проникнуть в мысли друг друга без слов, а потом Дин шепотом спросил:
- Сэмми, что мы будем со всем этим делать?
И Сэм ответил тоже шепотом:
- Я не знаю. А чего ты хочешь?
О, Дин точно знал, чего он хочет. Текила снесла последние барьеры в его голове, и остались только истинные желания. Осталась только карма, потому что все остальное он отбросил как ненужное. Пелена спала с глаз Дина Винчестера, и оставалось только решиться. Взгляд скользил по губам Сэма, по длинной шее, по тонким ключицам в раскрытом вороте рубашки. Разве может хоть одна женщина сравниться с его очешуенным младшим братом? Да ни в жизнь.
- Дин…
- Что?
- Ты мне веришь?
- Да.
- Тогда не бойся.
И страх отступил.
Сэм поднялся и сел одним тягучим движением. Его дыхание сбивалось, и дыхание Дина тут же начало сбиваться в унисон. На охоте у них часто случалось такое, когда они начинали действовать абсолютно синхронно, и сейчас они тоже были, как на охоте, только охотились друг на друга, хотя и не знали об этом. Секундная пауза, и они рванулись друг к другу, потому что не могли уже больше сдерживаться.
Поцелуй вышел жестким, так что зубы стукнулись, но после этого оторваться уже не было никаких сил. Через поцелуй они пили дыхание друг друга, пили жизнь, пили чувства, освободившиеся наконец-то от синего льда сдержанности, и не могли насытиться. Дин начал сдирать с Сэма одежду, одновременно с этим чувствуя, как Сэм раздевает его. Что-то порвалось с треском, пуговицы посыпались на пол. Сквозь плотно прижатые губы Дин втянул воздух со всхлипом, когда Сэм поцарапал ему кожу на плече. Но все равно не мог остановиться. Они упали на постель и так, не прерываясь ни на секунду, избавились от излишков одежды. Ноутбук упал на пол с глухим стуком, но Сэм, всегда нервно относившийся к своему компьютеру, даже не заметил.
Каждый поцелуй был, как укус, настолько сильно было их взаимное притяжение. Руки шарили по коже, сталкиваясь, изучая все изгибы и впадины, лаская шрамы и другие отметины, покрывавшие их тела. Намного больнее было чувствовать их сейчас, когда все зажило, чем когда они были свежими. Каждый изъян, оставленный на теле Сэма жизнью, Дин хотел бы забрать себе, чтобы младшему не досталось все это пережить. Но сейчас все это дико его заводило. И когда Сэм добрался ладонью до его ноющего члена, Дин едва не взвыл от желания получить разрядку немедленно. А потом Сэм и вовсе сделал нечто невообразимое.
Он выскользнул из-под рук Дина, переместился куда-то вниз и… Дин сначала не понял, но через несколько секунд тело невольно выгнулось в пояснице и подалось вперед и вверх, потому что Сэм обхватил головку чего члена губами и начал делать круговые движения языком. Дин толкался в его рот все глубже и глубже, совершая рефлекторные фрикции. Ему было горячо и тесно, а из зажмуренных глаз по вискам текли слезы. Он и представить себе не мог, что это может быть так очешуенно. Время от времени Сэм выпускал его, и прохладный воздух делал следующее проникновение еще более чувствительным. Дин не заметил, как начал стонать, и не видел, как от этого Сэм завелся еще больше.
Сэм не позволил ему кончить, выпустил в самый последний момент, когда Дин уже готов был взорваться, и от этого яйца начали пульсировать болью неудовлетворенности. Сэм упал рядом, вытирая рот тыльной стороной ладони. Дин собрал с его губ собственный солоноватый привкус и, не отрываясь от поцелуя, потянулся рукой вниз, желая доставить Сэму не меньшее удовольствие. Сэм широко развел согнутые в коленях ноги, раскрылся для него и раскинул руки, как на распятье, как будто хотел принести себя в жертву.
С губ Дин перешел к шее, снова ощущая лихорадочный пульс на бьющейся под челюстью вене. Потом спустился еще ниже и добрался до груди. Он лизал припухшие ореолы, несильно сжимал зубами возбужденные соски, и от каждого прикосновения по телу Сэма пробегала волна дрожи. Одновременно с этим рукой Дин ласкал его пах. Двигался вверх-вниз по стоящему члену. Сжимал и разжимал поджавшиеся яички. Гладил внутреннюю поверхность бедер и задницу. Сэм дышал отрывисто, хрипло, и время от времени из его горла вырывался стон. Он тек, как девушка, и количество выделившейся смегмы было таково, что простынь под ним совсем промокла. Дин отчетливо понимал, что хочет большего, но не был уверен, что Сэм позволит. От этого желания сердце билось так сильно, что готово было вот-вот проломить клетку ребер. Тогда Дин бы взял его в руки и преподнес брату, как самый ценный дар, потому что только Сэму и принадлежало его сердце.
- Давай же, Дин, прошу тебя.
Шепот прозвучал, как грохочущий набат, и Дину не надо было других слов, чтобы понять, о чем просит его Сэм. Он смочил пальцы в вытекшей смазке, приставил к входу в тело Сэма и начал давить, медленно и сильно. Когда погрузился на две фаланги, Сэм вдруг широко распахнул глаза, и в его взгляде страх мешался с диким желанием.
- Сэмми…
- Что?
- Ты мне веришь?
- Да. Кому же, как не тебе.
Дин сел в его ногах и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Ему тоже было страшно, потому что он никогда даже в самых смелых фантазиях не мог себе представить то, что собирался сделать сейчас. Он хотел бы, чтобы Сэм не смотрел, и тот, угадав его мысли, перевернулся на живот, потом встал на колени и взялся руками за спинку кровати. Дин едва снова не кончил от этого зрелища. Именно так все и было в его фантазиях. Он словно воочию увидел, как запястья Сэма обвились красной лентой, привязывая его, приковывая его к Дину. Для Дина.
Восковая гряда позвонков и острые лопатки блестели от выступившего пота. Длинные пряди темных волос свисали, закрывая опущенное лица, поэтому Дин не видел, как ресницы Сэма намокли от слез. И не чувствовал, как сердце Сэма пронзает острая игла любви и боли от мысли о том, что все это всего лишь проклятие красной ленты и однажды может закончиться. Если бы Сэм мог, то вынул бы сердце из груди и отдал брату.
Ладонью Дин размазал по члену смегму, жалея, что нет дополнительной смазки. Он не хотел причинить Сэму физическую боль, не хотел, чтобы тот пострадал, но такие вещи явно не входили в охотничью экипировку. Поэтому он решил просто постараться быть как можно более осторожным. Один только намек на то, что Сэму все это неприятно, и он остановится. Даже если потом действительно взорвется от неудовлетворенности или сойдет с ума.
Он снова попытался раскрыть Сэма пальцами, но ясно было, что этого все равно не хватит. Мышцы растягивались и тут же снова сокращались, и Дин уже подумал, что ничего у них не получится. Но в какой-то момент Сэм не выдержал и выкрикнул:
- Давай же, Дин!
В его голосе звучала настоящая истерика, а этого Дин допустить никак не мог. Он приставил член к анусу брата и надавил.
Сначала у них ничего не получалось. Сэм был такой узкий, такой тесный, что Дин никак не мог протиснуться. Каждое движение вырывало из Сэма длинный всхлип, и Дину уже начало казаться, что они обречены на провал. Но потом Сэм как-то по-особенному выгнул поясницу, расслабился и сам подался назад. Дин почувствовал только, как входит наконец-то внутрь, как ему обжигающе горячо, и как член сжимают шелковистые стенки. Он позволил Сэму контролировать глубину проникновения и темп, а сам молился об одном – только бы не порвать его, не причинить ущерба, с которым они потом не смогут жить.