Он использовал любовницу, забрал ее единственное сокровище, будто имел на это право. Предложил взамен деньги и приказал уехать в Англию.
Он заплатит, заплатит, заплатит, мысленно твердила она, прихорашиваясь. Но не деньгами. О нет, не деньгами!
Она осталась нищей, но она найдет способ. Разумеется, она найдет способ отомстить, как только возьмет на руки своего бесценного Джеймса.
Слуги — мерзкие предатели — крали ее драгоценности. Она это знала. Ей пришлось продать почти все оставшиеся, и ее нагло обманули. Но чего еще было ждать от мошенника-ювелира? В конце концов, он мужчина.
Лжецы, обманщики, воры. Все они такие. Они все заплатят за причиненное ей горе. Она не смогла найти рубины — браслет из рубинов и бриллиантов в форме сердечек, словно кровь и лед. Реджинальд подарил его, когда узнал о ее беременности.
Безделушка. Слишком изящная, слишком маленькая, на ее вкус. Но сейчас, отчаянно желая найти браслет, она перерыла в бесплодных поисках давно не убиравшиеся спальню и гардеробную.
И разрыдалась, как ребенок, найдя вместо браслета сапфировую брошь. Когда слезы высохли, когда ее пальцы сомкнулись на драгоценности, она забыла и о браслете, и о своем отчаянном желании найти его. Она заулыбалась, глядя, как сверкают драгоценные синие камни. Этого хватит для нее и Джеймса. Она увезет его прочь отсюда. Может быть, куда-нибудь в деревню. Будет там жить с ним, пока к ней не вернутся силы.
Все очень просто, решила она, со страдальческой улыбкой разглядывая себя в зеркале. В сером платье она выглядит прилично, достойно, как и подобает матери. Конечно, она похудела и платье висит на ней, но тут уж ничего не исправишь. У нее больше нет слуг и портнихи, которая могла бы все подогнать по фигуре. Не страшно. Здоровье вернется, когда она будет жить с Джеймсом в хорошеньком сельском домике.
Она уложила белокурые волосы и с сожалением отложила в сторону румяна. Никакой яркости, решила она. Такой она понравится ребенку.
Сейчас она поедет за ним. Поедет в Харпер-хаус и заберет своего сына.
Ехать от города до величественного особняка Харперов долго. Извозчику придется заплатить дорого. Своего выезда у нее больше нет, а скоро, очень скоро явятся люди Реджинальда и выгонят ее из дома, как уже угрожали.
Ей необходим экипаж, чтобы привезти Джеймса в Мемфис. Потом она отнесет сына наверх в его детскую, уложит в колыбельку и будет петь ему, пока он не уснет.
—Лаванда голубая, дилли, дилли... — тихо пела она по дороге, переплетая тонкие пальцы и глядя на пробегающие мимо зимние деревья.
Она захватила с собой голубое одеяльце, которое выписала из Парижа, крохотный голубой чепчик и пинетки. Ребенок все еще казался ей новорожденным. В ее расколотом сознании шести месяцев, прошедших с его рождения, просто не было.
Экипаж катил по длинной подъездной аллее, и наконец показался Харпер-хаус. На фоне сурового серого неба трехэтажное желтое каменное здание с белыми оконными переплетами казалось особенно юплым, изящным и в то же время горделивым, словно сознающим свое величие.
Она слышала, что когда-то по этим лужайкам среди деревьев и кустарников бродили павлины, чнастливо распуская роскошные разноцветные хвосты. Однако Реджинальда раздражали пронзительные крики, и, став хозяином поместья, он приказал избавиться от птиц.
Реджинальд правил здесь, как король, а она подарила ему наследного принца. Придет день, непременно придет день, когда ее сын свергнет отца. Тогда хозяйкой Харпер-хауса будет она вместе с Джеймсом. Ее милым, чудесным Джеймсом.
Огромные окна величественного дома, непроницаемые в отраженном свете дня, словно следили за ней, а она представляла, как живет в нем со своим Джеймсом. Она словно наяву видела, как нянчится с мальчиком, гуляет с ним в роскошных садах, слышит его смех, звенящий в просторных залах.
Дом принадлежит Джеймсу, а значит, и ей. Они будут счастливо жить в этом доме. Только Джеймс и она. Так должно быть и так будет.
Она вышла из экипажа и побрела к парадному нходу. Бледная исхудавшая женщина в свободном сером платье...
Джеймс ждет ее, ждет ее.
Она постучала и крепко сжала дрожащие руки. Ее сердце бешено колотилось, как будто поднялось из груди и застряло в горле. Сердце мешало ей дышать.
Открывший двери представительный мужчина в черном окинул ее взглядом с головы до ног, но лицо его осталось непроницаемым.
—Чем я могу вам помочь, мэм?
—Я приехала за Джеймсом.
Его левая бровь едва заметно приподнялась.