Я пришла на кухню и набрала в стакан воды из-под крана.
Он был прозрачным, как и остальные стаканы у Рене. У нас дома все было по-другому: все стаканы различались по цвету и по форме, потому что покупались они на блошиных рынках, а кое-какие родители просто нашли в лесу.
Папа терпеть не мог, когда люди сваливали там мусор, даже больше, чем «эту древнюю басню про волков», как он ее назвал. Он действительно показал мне тот самый снимок, как и обещал. На фотографии в старой, пожелтевшей газете с потрепанными краями был изображен волк на главной улице нашего города — ничего страшного в этой картине не было.
— Заплутал, скорее всего, и вышел в город. А глупые люди перепугались, начали сочинять сказки, так и зародилась эта легенда.
— Он какой-то напуганный, — прокомментировала я. — И одинокий.
— Эйвери, волки не люди, — снова повторил папа. — Ты это прекрасно знаешь. Он просто оказался в непривычной обстановке, растерялся.
Я снова посмотрела на фотографию и подумала, что волк выглядел не просто растерянным. А напуганным. Животное, по-моему, было просто в ужасе. Но папе я этого не сказала.
И не стала говорить Стиву о том, что видела, потому что он бы мне не поверил. Мне надо было все вспомнить самой. Так что, стоя со стаканом воды в кухне, я попыталась сконцентрироваться. Но не как раньше: я не пыталась заставить себя вернуться к событиям той ночи, я просто думала о них. О маме с папой, о нашей совместной жизни.
Вспоминалась тысяча мелочей, которые раньше воспринимались как нечто само собой разумеющееся, благодаря которым я чувствовала, что любима, и ощущала себя в безопасности.
И тут я вдруг снова вспомнила мамин голос, когда она посылала меня за грибами, сконцентрировалась на этом моменте, на этом воспоминании. Я представила себя в нашем доме, и когда она мне это сказала, я… Я…
Ничего.
Нет, надо продолжать. Что могло случиться потом?
Я, наверное, обулась и вышла. Да, когда полицейские меня нашли, на мне были кеды.
Но я никак не могла вспомнить, как обувалась.
Я вздохнула. Расстроенная, сердясь на то, что собственные мысли мне не подчиняются, я вышла на улицу.
Наверное, я провела в доме больше времени, чем ожидала, потому что Рене со Стивом уже стояли у его автомобиля, Стив опирался прямо на машину. Они оба показались мне весьма недовольными, и, подойдя ближе, я услышала:
— Рене, я знаю, тебе страшно не нравилось, что Джон там жил, а после того, что случилось… Наверняка воспоминания у тебя остались только неприятные. Так позволь же мне избавить тебя от них, и…
Я подала ему стакан воды, он замолчал и улыбнулся.
— Ты это серьезно? — поинтересовалась Рене, голос ее вибрировал от волнения. — Не могу поверить, что ты сюда приехал с таким предложением, Стив. Джон любил его.
— А ты нет, и после всего, что случилось…
— Его? — перебила я. — Вы про наш дом?
Я посмотрела на Стива, опустившего принесенный мной стакан, — он больше не улыбался.
— Я так и знала! Вы хотите купить наш дом!
Рене забрала воду у Стива и сказала:
— Эйвери, может, пойдешь рассортируешь привезенные доски?
— Это мой дом. Я там живу.
— Эйвери, — резко повторила Рене, и я смолкла.
— Стив, тебе лучше уехать, — добавила она, поворачиваясь к нему.
Он кивнул, а потом попросил:
— Подумайте об этом, ладно? Так ваши раны быстрее заживут, и вы сможете вернуться к нормальной жизни.
— Не буду я об этом думать, — отрезала она и направилась к дому.
Стив сел в машину, снова заулыбавшись, а я пошла за бабушкой.
Она удалялась быстро, явно рассердившись, но я все же догнала ее:
— Стив хочет купить мой дом?
— Где чертежи?
— Рене, Стив хочет его купить?
— Бабуля, — сказала Рене дрогнувшим голосом. — Раньше ты называла меня бабулей. Раньше мы были одной семьей. А теперь… — Она отчаянно покачала головой. — Каждый раз, когда ты называешь меня по имени, я чувствую себя так, как будто я тебе чужая.
— Ответь на мой вопрос, пожалуйста, — настаивала я, потому что мне нужно было знать.
Мне нужно было это услышать. Я понимала, что она переживает, но бабулей я больше не могла ее называть. Я жила с родителями, пока меня их не лишили, с семьей, из которой она несколько лет назад была исключена, — и это сыграло свою роль.
— Да, он хочет купить и дом, и землю, принадлежавшую твоему отцу, — медленно проговорила она.
— Дом с землей? С папиным любимым лесом и маминым садом? Все? — Я повысила голос. — Ты не можешь распоряжаться их судьбой.