овы:”Сколько ей на самом деле лет? С кем она спит? Какую дурь она употребляет от скуки?” и тому, и тому, и тому. Ворота были приоткрыты. Карин это потрясло. “Ах да, я же не у себя дома. Там бы все вынесли, и эти чудесные стены разбили, камешка б не оставили. Здесь такие люди, что не воруют.” На миг ей подумалось: а каково бы остаться в городе, где не воруют, а в два часа пополуночи возвращаться пешком не страшно. Карин убила эту мысль на корню. Прогулка через симпатичный ухоженный сад доставила ей изысканное удовольствие, какое бывает лишь от миндального пирожного. Даа, в родном краю о таком можно было б и не грезить: хулиганье разнесет все украшения вдребезги, описает и распишет граффитями стены, обломает все жасминовые кусты, закидает бутылками пруд, или, чего доброго, соседские наркоманы начнут оставлять своеобразные “подарочки” на лавках. И вот, предаваясь таким печальным размышлениям, Карин дошла до дома. Она подняла было руку, собираясь постучать, но тут произошло непредвиденное: дверь отъехала сама и где-то неподалеку зазвенели бубенчики. Черный халат с алым поясом возник в дверном проеме. Потом появилась рука и втянула ее в загадочную темноту. Карин оступилась и уткнулась в ароматное облако черных, выкрашенных волос, что волнами спадали на широкие плечи и грудь, малая часть их была собрана легким узлом на спине, остальные же пряди прикрывали скулы. От благовоний Карин зверски чихнула. Покраснела. Извинилась. Поздоровалась, потрясенная, на своем родном языке. И поняла, что уже больше чем три секунды разглядывает хозяина. Что ее ошеломило? Что он ответил ей на том же языке? Или слишком светлая кожа на его красивых руках? Слишком темные, блестящие почти как драгоценности черные глаза с волнующим изгибом? Тонкие брови как нарисованные, или светло-розовые губы? Или все вместе? Нижняя казалась чуточку больше. Это все она вроде бы уже видела, хоть и при другом освещении. При другом освещении ничего этого не было. Хозяин улыбнулся. Тут Карин вовсе опешила, вспоминая его имя, столь же трудное, как и все имена этого загадочного народа, столь прелестное, что напоминало музыку дождя в пруду. Он выручил ее сам, догадавшись о затруднении. -Масаси. -Ох, простите!-покраснев пролепетала Карин. -Ничего страшного. Подала ему цветы, что так долго выбирала и чуть не выронила от неожиданности на входе. Это были незнакомые ей, похожие на ромашки с рыжей сердцевиной и красными как кровь лепестками. В гости принято ходить с цветами, хотя вряд ли какая-либо женщина принесла б их мужчине. Но спонтанное желание захватить с собой цветы Карин вдруг восприняла как должное. Приняв этот знак внимания, не высказав ни тени удивления, мужчина с черными как угли и жгучими как угли глазами повел ее за руку. Пальцы его были теплы, сильны. Дыхание ее сбилось. Как будто Карин ожидала тайна. “Никого же нет!”- догадалась она. -А где все ваши гости? -А вы? Карин глупо захихикала. Так-так, этот парень назначил ей свидание. И костюмчик выбрал соответственно. А ей представлялось многолюдное застолье или брожение вокруг с бокалами. Какая же дикая наивность! Как можно было не подумать о таком чудовищном варианте развития событий? Черный чай с мелиссой и мятой, черный шоколад с миндалем и еще множество всего, что она обожала предстало ее взору. -Знаю, вы не любите зеленый чай. -Откуда такие сведения?!-удивилась Карин. Ей вдруг показалось, что он знает о ней больше, чем должен знать едва знакомый человек. -Простая внимательность. Конечно! Он исподтишка наблюдал за ней, пока она грелась на солнышке, суша в какой-то очередной раз свои золотистые лохмы и лопала завтрак. А может он приглядел ее гораздо раньше и упросил познакомить? Скорей всего так. Надо отдать должное его настойчивости. И умению эффектно выглядеть. Там, на ее оставленной, и проклятой, скучной так называемой родной земле, мужчина и пальцем не пошевельнул бы, чтоб сделаться чуточку...загадочнее, что ли. А этот как будто нащупал ее жилку, слабость до всего красивого и таинственного. Интересно только, он со всеми так или с ней? С этой мыслью Карин поплохело. “Нечего задумываться, удовольствие себе портить.”-порешила она. Приключение следует воспринимать как приключение. И ни одному распроклятому мужику на ее родной земле она б уж точно не принесла цветов. Даже поганенькой ломаной гвоздички. -Расскажите мне о вашей работе. Как вы это делаете? Такого вопроса невозможно было ожидать. Никто, никто не спрашивал как она пишет. Всех интересовало лишь- правда что, все написанное это ее собственные ночные кошмары и личные переживания, да когда выйдет что-то новенькое, и еще тому подобных с десяток. Карин ненавидела, когда пытаются вмешаться в ее жизнь, в ее израненный внутренний мир, а на самые дурацкие вопросы отвечала, что это наркотические галлюцинации. Любопытные после такого хлопали глазами, смолкали и старались пропасть. Что Карин вполне устраивало. -Просто чувствую как что-то чешется у меня в макушке, сажусь и пишу.-ответила она. Врать здесь смысла не было- он-то поймет что никакой дрянью она не увлекается и ничего особенно трагического или сколько-нибудь захватывающего в жизни простой девушки произойти не может. -Это как голод- если не сядете, то не успокоитесь? Карин кивнула. Именно так. Когда эмоции переполняли, трудно было что-то выдавить из себя, хотелось визжать, плакать, смеяться, танцевать, петь, подпрыгивать или кататься по полу котеночком, но стоило захотеть...Голод. Творческий голод заставлял ее писать. И иногда усидчивость- завершить начатое. Потом они смотрели коллекцию его акварелей, привезенных из-за моря. “Тоска по Славянии.”- усмехнулся Масаси, зажигая похожий на апельсин светильник. Карин подумала, что тосковать по этому краю глупо. Ведь здесь самый настоящий рай. -Вы нарисуете мне что-нибудь на память? -Я рисую как курочка лапкой.-созналась она, перебирая рисунки. Все-таки, он ее рассмотрел с безопасного расстояния, подглядел Ту-Самую-Карин в минуты беспокойства. В глазах его была темная нега. Казалось, он наслаждается, вводя ее в смущение. Карин покраснела как первоклассница. Опустила глаза в рисунки. Ее изучили, как рентгеном просветили, поняли. Возможно. -Я хочу танцевать.- сказала Карин. А возможно, ничего он не понял. Ведь сама Карин себя до конца понять не могла. Просто сейчас нужно было как-то изменить момент, повести себя непредсказуемо, пока из нее под видом задушевной беседы не вытянули все самое то, что Карин много лет прятала под маской высокомерия и скуки. То, что представляла собой настоящая Карин должно было уйти вместе с ней. Ей надлежало остаться в глазах представителей этого неуютного мира сильной, дерзкой, без лишних эмоций и сомнений- Той-Самой-Карин, какую все видели. Ведь тогда ее никто не заполучит, не обманет и не сломает. Масаси был немного выше ее и его кожа не казалась желтоватой. “Полукровка.”-решила Карин. Не касаясь друг друга, они начали танцевать. Она остановилась, он остановился тоже. Масаси смотрел на нее неотрывно. Карин разозлилась этому настойчивому взгляду и вдруг принялась развязывать сложный узел. -Черт, как же расстегивается твой пояс!- с досадой сказала она. Но он отстранил ее руки, мягко, твердо. В этой некрасивой паузе Карин поняла, что ничего не понимает. Тогда зачем же это приглашение? А этот его вид? И что ей сделать? Расхохотаться на такой отказ и продолжить танец? Нет, это как-то очень глупо получилось. Но еще глупей не сделать ничего. Да кто он вообще такой?! Да как он посмел! Верно это вспыльчивые предки-рыцари напомнили о себе. -Если я не получу тебя сегодня, то умру.-заявила она, крепко ухватив его за бедра. -Какой шантаж.-усмехнулся он, гладя ее лицо.-Ангельский лик, норов демона. -Как будто у меня есть выбор.-ответила Карин, гордячка. Масаси не отводил от нее глаз, а Карин вдруг поняла их пепельно-черную красоту. Руки ее бессильно повисли. Сердце кольнуло. Как можно было ждать подвоха в том краю, где земля рождает самые нежные в мире цветы? -Будь же по-твоему.-прошептал он, целуя ее за ухом. Закружилась голова и сердце, закачавшись, как будто бухнуло в ребра. Пение птиц за окном стало шумом. Потолок поплыл и пошел кругами. А ведь Масаси всего лишь взял ее на руки. ****** Он лежал на низенькой кровати, застеленной черным. На спину его падали тени, а рядом, у самого окна, в узкой оранжевой вазе стояли какие-то белые маленькие розы и ее ярко-красные, сгорающие от своего огня ромашки. Стянув покрывало до самых ягодиц, Карин поцеловала Масаси в поясницу. Он только поводил рукой, отмахиваясь. Карин прыснула со смеху. До чего забавно наблюдать, как он беспомощен сейчас. Каких-то пять минут назад она сама могла лишь обнять его, поцеловать его в грудь, в ладони, впиваясь ногтями ему в спину. В голове бежали мысли одна другой странней: то ли она играет в какую-то игру, причем уже не руководит ею, то ли просто ее собрались обмануть и, черт возьми, лихо обманули. Нужно было догадаться, ведь Карин так опрометчиво явилась на приглашение. Потом ей стало просто все равно. Он перевернулся на спину. Карин влезла сверху, обхватив бедрами и руками. Красные ромашки и шарики белых роз озадачили ее как вечер, как ее нарастающая неприязнь к победителю и его блуждающие где-то пепельно-черные глаза. Часы вдруг отбили половину первого и зазвенели серебряным колокольчиковым звоном. Масаси стряхнул ее, уложил рядом. Тогда Карин прижалась щекой к его щеке