В России еще в конце XIX века трудами выдающегося ученого К.Э. Циолковского была впервые научно обоснована возможность осуществления космических полетов с помощью ракет.
Успешным запуском первого созданного человеком спутника Земли вносится крупнейший вклад в сокровищницу мировой науки и культуры. Научный эксперимент, осуществляемый на такой большой высоте, имеет громадное значение для познания свойств космического пространства и изучения Земли как планеты нашей Солнечной системы.
В течение Международного геофизического года Советский Союз предполагает осуществить пуски еще нескольких искусственных спутников Земли. Эти последующие спутники будут иметь увеличенные габарит и вес, и на них будет проведена широкая программа научных исследований.
Искусственные спутники Земли проложат дорогу к межпланетным путешествиям, и, по-видимому, нашим современникам суждено быть свидетелями того, как освобожденный и сознательный труд людей нового социалистического общества делает реальностью самые дерзновенные мечты человечества»[28].
Это была сенсация во всем мире, тем более что маленькая бесполезная[29] луна, названная «спутник»[30], то есть «попутчик, сопровождающий», говорила по-русски, а не по-английски с американским акцентом, как ожидал на Западе всякий. Кстати, за два года до того президент Дуайт «Айк» Эйзенхауэр (1890–1969) через своего пресс-секретаря объявил urbi et orbi[31] о намерениях США запустить «малые беспилотные спутники на орбиту Земли» и приурочить это к предстоящему Международному геофизическому году[32]. Учитывая экономическую мощь США и успехи американской науки и технологии в любой области человеческой деятельности, никто и не сомневался в том, что данное обещание будет исполнено и прославит человека, и в первую очередь, новых хозяев планеты[33].
Между прочим, для этого американцы могли привлечь наиболее выдающихся немецких ученых и инженеров, которые не только спроектировали, но и успешно испытали смертоносные ракеты «Фау-2», гордость разработок «вундерваффе» фюрера[34]. В общем, по ту сторону океана действительно было все необходимое, чтобы сделать работу быстро и качественно. Однако Советский Союз первым перерезал красную ленту на финише[35], который фактически стал началом очередной гонки, силовой борьбы между двумя сверхдержавами, двумя идеологиями. Космическая гонка – беспрецедентный акт холодной войны.
Холодная война начиналась незаметно в 1945 году в садах дворца Цецилиенхоф в Потсдаме, в оккупированной Красной Армией части Германии, где «большая тройка» – Гарри Трумэн (1884–1972), Сталин и Уинстон Черчилль (1874–1965) – собралась, чтобы договориться о мире и разделить трофеи. Противоречия между двумя блоками – бывшими союзниками проявились спустя два года, когда Трумэн, чтобы противостоять расползающейся советской экспансии, разработал стратегию экономической и военной помощи антикоммунистическим силам. С тех пор, не сталкиваясь напрямую, СССР и Соединенные Штаты конфликтовали, разжигая или поддерживая оружием и деньгами настоящие войны на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке, Корее, Китае, на Кубе и во Вьетнаме. Как будто мировой конфликт не исчерпал себя, а переродился: другие действующие лица, другие способы, другие территории. Мировая война по-настоящему закончилась лишь для мертвых.
В начале космической гонки побеждали русские. Можно сказать, торжествовали, смеясь над соперником[36], который в покорении неба казался неспособным идти в ногу со страшными и непонятными большевиками. Но это была пиррова победа. Точно так же, как вероломное нападение японских бомбардировщиков на военно-морскую базу в Перл-Харборе[37], ошеломляющие успехи Советского Союза вызвали ответную реакцию страны, которая всегда гордилась своей ролью в мире, экономической, промышленной и военной мощью, не знающей себе равных. Пусть Соединенные Штаты были не в лучшей форме, они решительно бросились отстаивать не только свой авторитет и свою социальную модель, но и свое первенство в статусе сверхдержавы.
Американская контратака[38], начатая Джоном Фицджеральдом Кеннеди (1917–1963), когда казалось, что борьба теперь идет только за серебряную медаль, перевернула ситуацию и помогла занять, можно сказать, in extremis[39] первую ступень пьедестала почета астронавтам со звездно-полосатым флагом, переместив космонавтов с красным флагом на ступень ниже. Конечно, это заслуга американцев и американской системы, основанной на свободном рынке[40], но еще и благоволение судьбы, которая долгое время покровительствовала Советам, помогая в рискованных предприятиях и прощая многие неизбежные ошибки, но вдруг повернулась к ним спиной в самый неожиданный момент. Это затмение красной звезды позволило Нилу Армстронгу, янки с шотландскими и немецкими корнями, ступить на поверхность Луны, первому из двенадцати астронавтов, американцев – оставивших след на пыльной поверхности нашего спутника[41].
29
Не такая уж бесполезная. На нем и с его помощью были проведены первые научные космические эксперименты. Два радиопередатчика спутника не просто излучали сигналы длительностью 0,4 сек (в сообщении ТАСС называлась иная длительность – 0,3 сек) попеременно на волнах 7,5 и 15 м. Длительность сигналов изменялась при повышении (более 50 °C) или понижении (менее 0 °C) температуры и при падении давления ниже 0,35 кгс/см2 благодаря срабатыванию сдвоенного термореле и контрольных термо- и барореле. Таким образом на Земле получали грубые данные о состоянии атмосферы в гермообъеме. В состав аппаратуры спутника входили также антенно-фидерное устройство, блок электропитания, состоящий из трех батарей на основе серебряно-цинковых элементов, дистанционный переключатель и вентилятор простейшей системы терморегулирования, а также система связи спутника с ракетой-носителем. Целями запуска первого спутника были:
– исследования прохождения через ионосферу радиоволн, излучаемых передатчиками спутника;
– экспериментальное определение плотности верхних слоев атмосферы по торможению спутника;
– проверка расчетов и основных технических решений, принятых для запуска аппарата в космос;
– исследование теплового режима и других условий работы аппаратуры.
И эти первые для искусственного космического объекта научные задачи были успешно выполнены. Но самый главный результат – спутник показал США, что недоступных континентов больше нет. Это изменило геополитику.
30
Первым употребил слово «спутник» в его современном, космическом значении Ф.М. Достоевский в 1880 г. (см. «Братья Карамазовы», часть четвертая). Это как раз рубеж первой (писательской) и второй (научной) фазы 140-летнего космического цикла. В 1881 г. свой проект пилотируемого летательного аппарата создал Н.И. Кибальчич. Арестованный за соучастие в цареубийстве в 1881 г., находясь в тюрьме, он работал над проектом реактивного ракетного двигателя с твердотопливным двигателем импульсного горения. Народоволец НА. Морозов, также будучи в заточении в Петропавловской крепости за участие в покушении на царя, написал в 1882 году повесть «Путешествие в космическом пространстве». В 1883 г. К.Э. Циолковский издал монографию «Свободное пространство», в которой высказал мысль об использовании принципа реактивного движения для перемещения в мировом пространстве.
32
Президент Эйзенхауэр 27 июля 1955 г. встретился с директором Национального научного фонда Уотерманом, помощником министра обороны Куорлзом и заместителем государственного секретаря Гувером с целью обсудить, как лучше объявить о существовании американской программы разведывательных спутников, учитывая, что в то время их запуск мог быть расценен как нарушение суверенитета государств, над которыми они пролетают. Договорились, что программа запуска спутника не должна выглядеть военной, насколько это возможно. Эйзенхауэр принял решение о запуске научного спутника в качестве части американского вклада в проведение Международного геофизического года (МГГ) – совместной программы ученых 67 стран с 1 июля 1957 года по 31 октября 1958 года, опираясь на резолюцию, призывающую приступить к запуску научных искусственных спутников во время МГГ, чтобы помочь картографированию Земли, которую еще в октябре 1954 года принял Международный совет научных союзов. Было сформулировано заявление, которое после его визирования руководством Конгресса 29 июля огласил пресс-секретарь Белого дома Дж. Хагерти. В заявлении не было даже намека на какие-либо иные, помимо научных, цели программы: «Президент выразил свое личное удовлетворение тем, что американская программа обеспечит ученым всех стран эту важную и уникальную для развития науки возможность». Чтобы избежать международных дискуссий по поводу нарушения суверенитета, администрация президента Эйзенхауэра в тот период запретила правительственным чиновникам какие бы то ни было публичные обсуждения космических полетов.
33
20 мая 1955 года Совет национальной безопасности США утвердил документ высокого уровня, касающийся политики в отношении американской спутниковой программы (NSC 5520), в котором, в частности, говорилось: «…Разведывательные приложения требуют безотлагательной программы создания и запуска малого спутника на орбиту вокруг Земли, а в связи с этим следовало бы провести повторное изучение принципов и практики международного права применительно к «свободе космического пространства» с позиции новых достижений технологии вооружений».
34
Вундерваффе (от нем.
35
Советский Союз выиграл первый этап, одержав победу своей техникой, а США – установив правила игры в космосе.
36
Никогда не смеялись, а относились как к сильным и уважаемым соперникам. Испытываемые чувства носили несколько другой характер. Академик Б.В. Раушенбах, ближайший соратник С.П. Королёва, называл этот процесс «спортивно-романтическим». Он вспоминал: «Все мы, работавшие в области создания космических аппаратов, испытывали эмоции, близкие спортсменам, – прийти первыми к финишу. Ведь одновременно нечто похожее делалось в США, и всем нам хотелось не пропустить вперед наших американских коллег. Это было совершенно искреннее чувство соревновательности».
37
Сравнение запуска спутника с Перл-Харбором совершенно неосновательно: в этом событии не было ни нападения, ни вероломства. Скорее, это был ответ на возможный Перл-Харбор. «Почему советский спутник оказался первым в космосе? – объясняет академик Б.В. Раушенбах. – Да потому что у американцев были базы в Европе для военно-воздушных сил. Они могли бомбить Москву с европейских баз обычными самолетами. А мы не могли ответить Америке никак…. У нас был огромный стимул. Единственная возможность ответить американцам на удар по Москве – это ответный удар по Вашингтону и Нью-Йорку…. Это все у нас понимали…. И запуск первого спутника, который мы провели в спешном порядке, имел целью вовсе не изучение космоса. Главное было – показать американцам, что мы их можем накрыть. И они это поняли. Раз мы можем запускать спутники, значит, любой город Америки может быть, увы, поражен… Я считаю, что это очень сильно способствовало сохранению мира».
38
«Контратака» почему-то началась не сразу после спутника, а только в 1961 г. Эйзенхауэра более всего в первые дни после запуска спутника в октябре 1957 г. интересовали международно-правовые аспекты полета первого искусственного космического объекта. Спутник делал виток за витком, пролетая над территорией многих стран. США внимательно следили за их реакцией. Дипломатических демаршей и протестов в мире почти не последовало. Через четыре дня после запуска спутника Эйзенхауэр обсудил этот примечательный факт с группой своих советников и высших чиновников. Совещание пришло к выводу: «Русские ненамеренно создали для нас хорошую ситуацию для утверждения принципа свободы космического пространства». Теперь можно было думать об ответном ходе. Контратакой можно было бы с натяжкой назвать запуск первого американского спутника через три месяца. Но в реальности все оказалось сложнее. 20 июня 1958 года Совет национальной безопасности США утвердил «Космическую политику США» (NSC 5814), в которой, в частности, говорилось: «В ближайшем и предвидимом будущем Соединенные Штаты окажутся перед лицом следующих очевидных фактов: (1) СССР превзошел Соединенные Штаты и свободный мир в научных и технических достижениях при освоении космического пространства, которые поразили и восхитили мир; (2) СССР, если он сохранит достигнутое преимущество в освоении космического пространства, будет способен использовать свое превосходство как средство подрыва престижа и лидерства Соединенных Штатов». Ответ стал делом престижа.
40
Для тех, кто в этом убежден, полезно будет заглянуть в «Рекомендации по нашей национальной космической программе: изменения, политика, цели» – документ, подготовленный НАСА и Пентагоном 8 мая 1961 г. по поручению вице-президента Л. Джонсона для президента Дж. Кеннеди. В нем, в частности, предлагалось то, что представляло для президента Кеннеди и руководства НАСА своего рода идеологический подвиг – отойти от убеждения во всесильности свободного рынка и вольного гражданского общества и перейти к централизованному планированию и привлечению всех сил и средств, – характерной черте советской системы управления. «Все крупномасштабные проекты требуют мобилизации ресурсов в национальном масштабе, – говорилось в документе. – Они требуют развития и успешного применения наиболее передовых технологий. Они нуждаются в умелом управлении, централизованном контроле и настойчивом стремлении к достижению долгосрочных целей… При этом не предполагается, что мы будем применять управление советского типа, ограничивая личные свободы и свободу выбора». Кеннеди не мог, конечно, высказаться столь прямо в обращении к нации, но в смягченном для американского сознания виде эта мысль прозвучала таким образом: «…Мы никогда не принимали соответствующих государственных решений на уровне всего народа, чтобы распорядиться своими национальными ресурсами, которые требуются для такого лидерства. Мы никогда не ставили перед собой долгосрочных целей, для достижения которых необходим чрезвычайный график, и не управляли нашими ресурсами и нашим временем так, чтобы гарантировать их выполнение… Хочу подчеркнуть, что сами по себе деньги не справятся с задачей. Наше решение требует масштабного общенационального участия научных и технических лидеров, материальных и производственных ресурсов и их отвлечения от других важных отраслей, где их пока не хватает. Это означает новую степень участия, организации и дисциплины, которые не всегда были характерны для наших научных исследований и разработок. Это означает, что мы не можем позволить себе неоправданных остановок работ, раздутых затрат на материалы и таланты, расточительной конкуренции между агентствами».
41
Правильнее будет все же сказать, что не «затмение красной звезды» позволило американским астронавтам ступить на Луну, а инженерный талант, упорство, национальный характер и 25,4 миллиарда долларов (примерно 180 миллиардов по современному курсу) – столько стоила программа «Аполлон». Таких денег на космическую программу у Советского Союза не было.