Красная маска
Дрова сухо потрескивали в жарко натопленной буржуйке. Через приоткрытую дверцу пробивались багровые всполохи раскалившихся угольков – единственный источник света в душном полумраке комнаты.
Седой старик сидел рядом, откинувшись на мягкую спинку стула – в покрытых паутинкой морщин руках зажата затертая деревянная рамка с выцветшей фотокарточкой молодого офицера с пустым невидящим взглядом, и невыносимо строгим выражением лица. На подогнанной по фигуре форме можно разглядеть петлицы старшего лейтенанта.
Громкий стук в дверь не отвлек старика от созерцания, лишь нервно вздрогнула рука. Отложив карточку, он взял из раскрытого на столе портсигара папиросу, подкурил. Облако сизого дыма наполнило коморку.
Стук повторился, на сей раз более настойчивый.
- Гражданин Полынский! Откройте!
Еще одна затяжка. Огонек на конце папиросы быстро пробегает половину своего пути. Пепел осыпается на фото.
Еще один стук.
- Ломайте!
Привычная тяжесть пистолета в руке. Старик отточенным движением вынул магазин, и удостоверился что все девять патронов на месте. Девять? Зачем столько… Один за одним – патроны выстраиваются на столе.
Глухой стук в дверь начал перерастать в треск ломаемого дерева.
- Открывай с-собака! Ну-ка, вдарь еще!
Семь, восемь – один остался в магазине. Крайний. Или все же последний? Старик иронично улыбнулся, и одел на голову фуражку с красным околышем и звездой. Поправил на себе китель. Аккуратно затушил папиросу.
Дверь с треском поддалась и выпала. Комната наполнилась грохотом подкованных сапог. Выстрел.
***
Назойливое жужжание мухи в душном кабинете как-то особо доставало. Примерно с десяток этих «мессеров» как их в шутку называли сотрудники отдела лежали на подоконнике лапками вверх, но рано или поздно, через щели в заколоченном окне просачивались новые, так что Василий уже давно забросил свое стремление вывести надоедливых насекомых.
Толстая стопка бумаги на столе, слегка тронутая пылью – вот и все, что занимало его мысли в это утро.
- И это все на Полынского?
- А как же Василь Палыч! Все на него, на родненького! - Тщедушный мужичонка перед столом, в круглых очках с толстыми линзами и тоненькими усиками над губой заискивающе улыбнулся, – Все-все! С двадцать четвёртого года! —подняв вверх указательный палец с гордостью сообщил мужичок, — А ежели царские архивы поднять, глядишь еще чего-нибудь, да и всплывет…
- Не стоит, Борис Моисеевич… В досье значиться красным коммунистом, таковым его пока и оставим…
Василий взял верхнюю папку из стопки – А это чего такое?
- Доносы! До-но-сы! – С удовольствием проговаривая это слово ответил Борис Моисеевич, - Жалобы от соседей, от коллег… Очень неразумно жил товарищ Полынский! Вот здесь извольте – жестом фокусника очкарик извлек из папки исписанный лист – политический анекдот, - А здесь – очередной лист – несогласие с линией проводимой партией…
- М-да, - Василий бегло просмотрел остальное содержимое папки, заметив среди прочего донесение о религиозности покойного Полынского, а также, о злостном уклонении от профсоюзных сборов.
Окинув грустным взглядом оставшиеся папки, Василий грустно хмыкнул.
- Благодарствую, Борис Моисеевич. Нагрузили вы меня, конечно работой…
- Таки, Василь Палыч, - поправляя очки ответил собеседник – вы же сами сказали, «Поднять все!», ну и вот, собственно-с...
Василий досадливо отмахнулся. Всю неделю гревшая душу мечта сходить сегодня вечером в кино с Зиночкой была намертво похоронена за пропыленными томами.
- Полно-те, Борис Моисеевич, не стану вас больше задерживать.
Очкарик заискивающе улыбнулся и неловко пятясь вышел из кабинета, забыв прикрыть дверь. В комнату тут же с жужжанием ворвалась очередная гостья.
- Тьфу, зараза! – выругался Василий и проводив муху взглядом, снова наткнулся на пыльные тома.
Папки из желтоватой бумаги содержали в себе немалую часть целой жизни. Но еще большую часть ему лишь предстояло раскрыть, и сейчас предстояло положить этому начало.
Сев на скрипучий стул, Василий принялся перебирать папки. Взгляд сразу зацепился за одну из первых, помеченную пятиконечной звездой, и лаконичной надписью «Личное дело».