Снова душный кабинет, в котором удивительным образом появилось еще три мухи. Махнув стакан противно теплой воды, наполнив его из стеклянного графина на столе, Василий неторопливо раскрыл папку с личным делом Полынского.
-Так-так… Ага, вот он родимый…
Лист озаглавленный «Послужной список» мог навести его на нужный след.
- Твою ж, мать!
Неосторожным движением, Василий опрокинул на лист чернильницу, которая, он мог бы поклясться, минуту назад стояла много левее. Синее пятно медленно расползалось по верхней части листа надежно скрывая под собой дату зачисления в ряды РККА, и первые два десятка лет службы в ее рядах. Теперь из послужного списка можно было узнать, лишь то, что «17 апреля 1945 года, командир 345 стрелкового батальона 89 гвардейской стрелковой дивизии, гвардии майор Полынский Михаил Владиславович списан в запас по ранению, направлен для постановки на учет в военный комиссариат Энской области г. Энск.»
Скомкав ставший бесполезным теперь лист, Василий угрюмо уткнулся в стол. Теперь, чтобы что-либо узнать о прохождении майором Полынским службы, придется писать десятки запросов, в надежде что хоть на один из них придет ответ, да и то, когда придет! Столько времени у него не было.
«Или можно допросить сослуживцев» - подумалось Василию. Здесь все могло бы произойти побыстрее. В голове сразу всплыла фотокарточка, выпавшее из личного дела. Следователь бросил взгляд на стол. Фотокарточки не было. Заглянул под стол, в корзину для бумаг. Пусто
- Что же за чертовщина такая! – пальцы сами сложились в горсть для крестного знамения, но Василий успел перебороть это. В коридоре раздался стук железного ведра.
– Таисия Михайловна! – громким командным голосом крикнул Василий.
Дверь тихонько приоткрылась, и в ней показалась пожилая женщина в замотанной косынкой голове.
- Чего кричите-то так? Чай не глухая!
- Таисия Михайловна - отмахнулся от ее колкости Василий - а вы давно здесь?
- Чай с минут сорок, а что?
- А никто ко мне не заходил?
- К вам-то? – старушка ухмыльнулась, - Василь Палыч, к вам силком-то под конвоем нехотя заходят, а, чтобы по своей воле…
- Так заходил, кто, нет?
- Да нет же! – обозлилась старушка – Нужны вы кому! Или барышню ждете?
- Тьфу на вас!
- Хам!
Дверь закрылась.
А с делом Полынского и без того запутанным, и вправду начала происходить какая-то мистика. И если залитый чернилами лист Василий еще смог бы объяснить неловкостью своей руки, простреленной в сорок третьем, то пропавший портрет уже ни в какие ворота не лез!
В памяти всплыла картина тесной избы, с иконами в красном углу, и мать, которая никак не может отыскать свою сережку.
- Барабашка, барабашка, поиграй, а потом мне отдай… - тихо в пол голоса проговорил Василий, услышанную тогда присказку.
- Еще чего!
Следователь подскочил как ошпаренный. Резкий, скрипучий голос казалось звучал с потолка. Помассировав виски, Василий рывком распахнул настежь окно, с треском разорвав наклеенную между ставен бумагу.
Наверное, он всего лишь переработал сегодня. Бессонная ночь, пол дня допросов, вот и мерещится всякое.
- Нет, не мерещиться! Нечего чужое брать!
На это раз, Василий осел на стул. Голос был реален, он мог бы поклясться, но в то же время он понимал, что просто сходит с ума. Нет, к черту, все. Нужно срочно домой, проспаться. И, пожалуй, стоит выпить стакан другой – нервы успокоить.
Пошатываясь, на ватных ногах, следователь вышел из кабинета и запер за собой дверь. Из закрытой комнаты, как ему показалось раздалось мерзкое хихиканье.
Дом, в котором согласно ордеру квартировал старший следователь энского отдела НКВД Василий Павлович Дегтярев находился буквально в самом центре городка, и стоял на пересечении центральных улиц выходя фасадом на некогда роскошны сад. Сейчас и сад, и дом носили на себе многочисленные следы войны, как, впрочем, и все что было в Энске.
Разумеется, квартировал – чересчур громкое слово для той каморки, в которой Василь Палыч скорее ютился. До революции в здании располагался Дом Офицерского Собрания, после – ревштаб, сиротский приют, склад. Во время войны здание использовали как госпиталь, а по ее окончанию высокие просторные залы разделили тонкими перегородками, не доходящими до потолка, и обеспечивающими минимум приватности, а в получившиеся каморки заселили тех немногих счастливчиков, имеющих право на немедленное предоставление жилья.