Миша же молчаливо наблюдал за Данилой, его мучал вопрос, куда постоянно пропадает Данила? Не успеет прозвенеть звонок на последнюю пару, так Миша и Платон остаются вдвоём. А Данила лишь отшучивается, но Миша ведь видит, как тот напряжён от задаваемых вопросом по поводу внезапных побегов к «встрече».
Он разберётся с этим, обязательно нужно разобраться.
Кира сидела на судебных прениях. Скоро появится отец, зачитает приговор, и она с ним поговорит. Не сосчитать судебных разбирательств проведенных вот здесь: на предпоследнем ряду, старательно улавливая каждое слово обвинителя, защитника, подсудимого… Сколько разных жизней, поистине ужасных и беспощадных личностей, невиновных душ, оказавшихся не в том месте, не в том обществе. Вот эта четырёхстенная коробка впитала в себя столько слов; излияния искренних и лживых; стука молотка, как конечный звонок перед лишением свободы окончательно или же надежда на новую жизнь?
Державин выносил приговор, властный голос судьи доступно и доходчиво передавал суть неизбежного для того, кто сидел за решёткой и ухмылялся. Лысый и худощавый наркоман несколько раз смотрел на Киру, откровенно заигрывая с ней, даже кинул пару грязных фраз, высказывая пошлые желания, вызванные «зачётной шлюшкой».
«— Я бы тебя… — сладострастно смотрел наркоман, демонстрируя визуально хлопками ладонью по кулаку желаемое».
Кира давно не обращала внимания на подобное, ни со стороны адекватных, ни тем более неадекватных.
Зал суда быстро опустошался после последнего слова. Кира протолкнулась среди толпы, наконец-то встретившись с отцом.
— Ты чего пришла? Я тому придурку пять лет накинул за то, что он там изображал, — Державин даже не посмотрел на дочь, когда та подошла.
— Платон из дома ушёл, его уже три дня нет.
— И что? Мне позвонить розыскной группе? — высокий широкоплечий мужчина, огромными шагами шёл вперёд, мониторя телефон.
— Тебе вообще плевать что ли? — Кира выхватила у него телефон, вот теперь отец смотрел на неё.
— Сопля! — Державин одним движением вернул свой телефон. — Тебе бы тоже пора съезжать с квартиры, Платон делом занялся, повзрослел — перестал сидеть на отцовской шее, так и тебе пора!
— Что? — Кира опешила, у неё перехватило дыхание от ярости и обиды.
— Что? Что? То-о! — рявкнул Державин. — Хватит вам вдвоём в хоромах жить, когда я кантуюсь по чужим квартирам.
— Чужим квартирам?! Ты купил квартиру своей шмаре и живёшь с ней уже два года, я тебя вижу только на твоих заседаниях, а так и не видела бы, потому что тебе насрать! Ты хоть знаешь как у нас дела, как мы вообще живём?
— Знаю! Очень замечательно живёте! Мне бы так жить! Когда мне было девятнадцать лет — мог похвастаться штанами с выпускного, свитером с вьетнамского рынка за копейки, рюкзаком и съёмной комнатой с тараканами и соседями алконавтами на выселках Питера. А вы страдальцы? Да чтоб я так страдал, когда на карте чуть ли не пятизначная цифра, шмотьё-то у тебя из какого бутика? — Державин потянул ткань платья тёмного вина на себя, чувствуя пальцами качество одежды. — Зажрались, твари! И я тебя не на улицу гоню, у тебя своя квартира есть: обустроенная, с ремонтом, со всем необходимым. Ты ещё что-то вякаешь? Может тебя и этого лишить?
— Это мамина квартира! Сейчас же соберу вещи, не переживай. И можешь не пополнять баланс, без тебя выживу, — Кира героически сдерживала слёзы, ведь дело-то не в деньгах, не в квартире, но отцу не понять. — Однажды… Ты посмотришь на меня, и тебя настолько возьмёт гордость за меня, за свою дочь, подумается тебе — а ведь моя кровь, державинская! А я в этот момент буду смотреть на тебя как на чужого человека, и всё что есть во мне — создам сама! Не твои будут заслуги, и не будет у тебя права произнести слова — моя дочь! Я тебе это запрещаю!
Кира высказала всё что хотела, и, развернувшись, направилась к выходу, больше она в здании данного суда не появлялась.
Державин проводил взглядом дочь до самого конца коридора и, когда она скрылась с поля зрения, направился в свой кабинет, осушив залпом два стакана виски со льдом. Через несколько минут хандра его отпустила.
17. Каждый ошибается
Октябрь пролетел незаметно, как и сентябрь.
Фигура крепкого молодого человека в джинсовке направлялась по Лиговскому проспекту, скрывшись в глухом районе от посторонних взглядов.
Данила несколько раз оборачивался, предчувствуя, что за ним кто-то следит, но это ощущение всегда было при нём, когда на его телефон приходило смс с конкретным адресом встречи.
— Секунда в секунду, — кавказец встретил пацана под аркой, — молодец, — отмерил чёрными глазами под нависшими бровями во весь рост Данила.
— Держи, — Данила протянул конверт, которого будто и не было.
— Деньги тебе вечером скинут. Послезавтра жди ещё одну встречу, в этот раз больше, чем раньше. Жадный мажорик объявился, день рождения будет справлять.
— Ладно, я пошёл, — Данила не собирался задерживаться, не до разговоров ему.
Кавказец довольно улыбнулся, посмотрев в спину Данилы, а затем пошагал в сторону Волковского кладбища.
Руки Данилы тряслись, сжимая их сильнее в карманах, мандраж не прекращался. Изо дня в день он жалел, что вступил в порочный круг, но мысль о деньгах, и о том, кому они будут отправлены, грела. Резкий рывок за предплечье, Данилу потянуло назад, он резко отреагировал и уже кулак напрягся, чтобы вдарить тому, кто беспардонно его схватил за шкирку джинсовки.
— Михан?! — Данила побледнел, не ожидая увидеть друга.
— Ты наркоту распространяешь? — прошептал сквозь зубы Миша, придавив побледневшего Данилу к стене.
— Что за хрень несёшь? — руки Данилы задрожали сильнее. Вот оно раскрытие самого страшного греха, да ещё кем — его другом, лучшим другом! По Мише было сразу видно, что с тем можно войну пройти и никогда не предаст, раненного с поля битвы донесёт до медпункта. Последний глоток воды отдаст. Таких людей не временем проверяют, их можно одним чутьём определить. Данила определил.
— Я всё видел! — Миша ударом припечатал Данилу к стене дома, никто из них не сообразил, что шепчась и со сцепленными руками, выглядели ещё подозрительнее, чем, если бы говорили в полный голос. Данила немного придя в себя, отцепился от Миши и отошёл в сторону, поправив джинсовку. Тремор захватил не только руки, но и ноги, сознание слишком шатко на всё реагировало.
— Какая разница? Они не для подростков, это всё для толстосумов, для тех, кто зажрался.
— Говори что угодно, нужно прекращать!
Данила боялся смотреть на Мишу.
— Не всё так просто!
— Тебе деньги нужны? У тебя кто-то болен? На что ты деньги копишь?
— Хватить капать на совесть, я знаю про это дерьмо и да, мне нужны деньги! Нужны! Потому что я единственный главарь в своей семье.
— Не таким путём! — шёпот постоянно срывался на повышенный басовый тон.
— Тебе не понять, ты вырос с отцом и матерью! — Данила кинул свирепый взгляд, пропитанный болью и постоянными лишениями, которые пережил.
— А знаешь что мне понятно? Что ты очень умный парень и что тебя ждёт успех в юридической карьере, но ты не достигнешь высот, лишь только одну! Знаешь какую? Решётка! Ты должен прекратить! Я понимаю, что из всего этого дерьма так просто не выйти, но выход всегда есть! Мы обмозгуем всё, придумаем что-нибудь, должен быть выход! — Миша не хотел мириться с тем, что его друг пропадёт и из-за чего?