… Был я весь как запущенный са-ад…
Кира вошла в дом, услышав пение Платона в созвучье с чистым девичьим голоском. Данила тоже подтянулся к дуэту не без удивления, встав около двери.
…Я б навеки забыл кабаки
и стихи бы писать забросил…
Форте пробирало фриссоном по коже слушающих, а двое никого не замечали, всё глубже погружаясь в собственную страну Орфея и Эвредики. Певческий голос Василисы выражал её повзрослевшую душу, которая через два года превратится в прекрасную девушку, а Платон впервые за два года выглядел таким, каким его всегда видела Кира, но совсем не знали другие люди.
В первый раз я запел про любовь…
В первый раз отрекаюсь скандалить…
Музыка замерла в комнате Василисы.
Аплодисменты около двери вернули творческие души на земли.
— Это так прекрасно! Давай петь вместе, я знаю много песен, и выучу любую, если у тебя другой репертуар! — Василису теперь не унять.
— Я не знал, что ты поешь, — для Данилы стало открытием.
— Сам не думал, что такое произойдёт… — Платон получил невероятное удовольствие взяв в руки гитару за последние полтора года. — У тебя очень сильный голос, — карие глаза парня ласково посмотрели на девчушку. — Сыграешь мне потом на фортепиано?
— С удовольствием!
Кира прижала пальчики к губам, скрывая счастливую улыбку. Она помнит почему Платон перестал петь и играть, и безумно рада, что настал тот день, когда он вернулся к тому, из чего создан. Музыка — вот стихия Платона, он из неё соткан, он ей подвластен и только она ему вдохновение и жизнь.
— С лёгким паром, — Данила улыбнулся Кире, любуясь её порозовевшим личиком. Без косметики она нравилась ему больше. Ему всегда нравилось настоящее, первородное.
— Спасибо.
— Будешь спать со мной? У меня огромная кровать! — Василиса подлетела к Кире, прижавшись к Даниле, обняв его за торс, но, не сводила изумрудного взгляда с девушки. — И она на втором этаже, — заманчиво понизила голосок девчушка.
— Конечно, — Кира не любила спать одна в комнате.
— Я тебе ещё покажу кое-что, что ни ты ни Платон не видели! И ты тоже! — Васёна отцепилась от Данилы и, взяв за руку Киру, повела за собой на второй этаж. Кира обернулась на Данилу, на что он одобрительно кивнул, чтобы та не сопротивлялась.
Кире так нравилось, когда горячая ручка Василисы подхватывает её руку и тянет к каким-то неизвестным приключениям, волнующие и радующие, будто они обе маленькие девочки.
Второй этаж раскрыл путь в альтернативную реальность: два сине-красных покрывала с индийскими мотивами подвешены под потолок, образуя что-то вроде шатра. Золотистые гирлянды, в точности как и у Киры, были главным освещением комнаты. На большой кровати сидел плюшевый мишка размером с Васю в обнимку с плюшевым хаски, уж очень похожим на Бурана. Мохнатый белый коврик распластался посредине комнаты; плакаты группы Imagine Dragons, 30 Seconds to Mars, Nirvana… Кире показалось, что она находится в подростковой комнате своего брата, ну только без игрушек и белых пушистых ковров, а так, вкусы в музыкальном плане уж очень совпадали у Васи с Платоном.
— Смотри, — девочка присела около стола, заглядывая в плетённую корзину, из которой свисали края детской пелёнки. — Мои мимимишки, — Вася погладила пальчиком открытое пузико слепого недавно рождённого котёнка, перевернувшегося на бочок. У того даже засохший пупочек ещё не отпал.
— О, — Кира подобно Василисе присела на коленки и погладила подушечкой пальца по спинке бело-серого котёнка.
Мама кошка замурчала, лапкой вытянув вперёд и приоткрыв сонные глаза.
— Моя любимая девочка, — Вася поцеловала в мордашку мамы-кошки, а та лизнула её ответом в щёчку. — Любит меня, это я её научила целоваться. И этих малявок научу, когда подрастут.
В золотистом свете гирлянд происходило чудо, Кира не знала кого благодарить за волшебство, сошедшее со страниц зимних сказок под аккомпанемент Щелкунчика. Хотя нет, знала…
24. 30 декабря
Кира проснулась позже всех, с Васей проговорили долго в увлекательном диалоге, будто две сестрёнки, которым никак не угомониться перед сном.
Спустившись на первый этаж, никого не обнаружила. Лишь глухой стук со двора привлёк девушку к окну. Под ватными облаками виднелась синяя полоска неба, предупреждавшая о вечернем снегопаде. Небо затягивало, и уже после обеда должно было упасть огромными хлопьями на землю, но пока шли приготовления.
Рука Киры плавным движением убрала цветочную шторку в сторону, раскрывая вид на Данилу, который рубил дрова. В тельняшке, в спортивных брюках на валенки — ни шапки, ни верхней одежды. Сильные руки одним махом превращали полено в две полешки. Нет, Данила не был неотёсанным деревенщиной, как ни разу и не являлось правдой для Киры, но проговаривала именно так, сама не зная куда заводило слепое пренебрежение и озлобленность на весь мир, где каждый поддаётся критике, где в каждом есть чернота, даже в самом светлом, стоит только глубже копнуть и оно всегда найдётся. Кира не собиралась жить в иллюзиях подобно другим девушкам, быть в итоге обманутой и использованной, оставленной… Всё что в ней видят — красота, привлекающая гордость и холодность, а стоит расслабиться, так сразу воспользуются и всё… Нет, Кира выбрала иное: дразнить каждого, сводить с ума, но ничья рука не коснётся, никто не посмеет притронуться к цветку полного яда, и этот защитный яд она готова была с каждым годом взращивать, делая его ещё опаснее.
— Не замёрзнешь? — Кира скрестила руки, пряча их в груди бушлата.
Данила улыбнулся, осмотрев Киру с ног до головы, что ни говори — Её Величество, хоть в мешок одень, всё равно сути не изменить, а сейчас: в меховой шапке, в бушлате да в валенках. Картина!
— Моя кровь кипит, — подхватив полено, поставил ровно пропорционально. — Выспалась? — на белоснежных щеках с лёгкой щетиной пылали красные пятна, проявившиеся от работы и мороза. Чёрные глаза не сводили взгляда с Данилы, будто зачарованная мужественным видом. Ну какой же он деревенщина, верно всё — богатырь…
Когда Кира смущалась, она невольно прятала улыбку, прикладывая руку к губам. Сейчас сделала то же самое.
— Выспалась… — пальчики заправили локон под шапку, замерев ладонью на покрасневшей щеке.
— Это хорошо, — Данила замахнулся, мышцы плеч с бицепсами явно округлились, натянув ткань тельняшки. Глухой стук. Полешки разлетелись по обе стороны.
— А где все?
— В магазин ушли. Платон отважился помочь, доверил ему дело. Закупка небольшая, — Данила подхватил последнее полено. — Сейчас уже вернутся, — взмах топора, полешки на две части. В кучку. Правая рука подкинула топор в воздухе, тот острием воткнулся, заняв положенное место. — Ну что, пошли завтракать? Небось ничего не ела ещё, — фигура выросла около Киры, преобладая на целую голову, понятно почему она носила высокие каблуки.
— Да я как-то…
— Идём, — прервал её бормотания, поднимаясь по лестнице.
Не замечая для себя самой, Кира вдохнула глубже воздуха, улавливая вспотевший аромат, исходивший от Данилы: чистый хлопок тельняшки с примесью очень знакомого запаха — терпкого, чего-то хвойного… Он всегда был и перебивал другие запахи, когда девушка оказывалась около троицы. Неизвестная примесь парфюма с ароматом его тела, заставляющая держаться ближе, чтобы не потерять его.
— У вас очень красивый дом, — призналась Кира, заходя в дом, когда Данила пропустил её вперёд. — Даже не верится, что существует Питер…
— Этот дом наш дед строил, столяр он был. Дерево у него, как послушный воск таяло: как задумывал, так и выходило. А бабуля сердобольная до всяких кружев и остального белья. Швея, что с неё взять. Сама тут всё нашила и обустроила. Ковры только не ткала, но если бы могла, то сразу бы.