— Миша! — знакомый голосок со стороны магазинов. Обернулся. — Привет! — Вика, это она.
— Привет, — дружеское объятие. — Давно приехал?
— Вчера. Как твои дела?
— Всё хорошо… — какая-то грусть в глазах. — А ты как?
— Да я тоже в порядке. Отлично выглядишь, смотрю, более женственной стала, — обычно гардероб Вики практически по стилю не отличался от гардероба Миши, когда они в школе учились: спортик, сплошной спортик. А тут в полушубке, с сумочкой и в сапожках.
— Что-то захотелось поменять в жизни.
— Чего мы стоим на улице, пошли, кофе выпьем.
Вика просияла и кивнула, как же ей не терпелось поговорить с ним, просто побыть вместе, как всегда происходило между ними. Но уже не так, как раньше.
— Ты изменился, — Вика провела пальчиком по краю кружки с кофе.
Хлопья снега витали за окном, солнечное морозное утро затянуло осенним серым небом.
— Да такой же, — по-другому он себя не ощущал.
— Раньше ты был милым и смазливым, сейчас мужественный, — Вика сжала бёдра, вспомнив невольно совместные ночи. Его плечи стали шире, мышцы груди выпирали, так и притягивая коснуться. Вроде в простой серо-синей толстовке сидит, волосы взъерошенные, насыщенно-синие глаза с длинными ресницами под дугами плавных линий бровей, а всё отличается от всех всем.
— Ты до сих пор с тем парнем?
— Да, — Вика глотнула кофе, и тихо засмеялась. — Я стала типичной как моя мать, пью кофе и не ем бургеры, потому что думаю, что испортят желудок с фигурой. Разве бы я могла об этом задуматься в школе? Всего то прошло немного времени, а меня будто той и не существовало никогда. Дерьмо какое-то… Скажи что я дура, пожалуйста, скажи это… — в глазах Вики было не скрыть сожаление, она сожалела, что решила отдаться в другие отношения. Сколько раз она ненавидела себя за то, что позвонила в тот злополучный день Мише и сказала, что у неё другой.
— Ты не дура.
— Мне надо было идти с тобой до конца, а так, все идиоты, кроме одного тебя. Даже сейчас смотрю на тебя и ведь никто рядом не стоял. Ну пусть бы ты меня не любил, но мы бы уважали друг друга, моей любви мне было достаточно.
— Вик… — Миша посмотрел в окно, одна простая истина открылась ему благодаря Вике. Одна. Простая. Истина.
— Ты куда? — Вика подняла взгляд.
— Спасибо за встречу, — Миша чмокнул Вику в щёку и извинившись, исчез. Рой мыслей, прилив бодрости духа, просветление.
Один пропущенный вызов от Евы, сразу же набрал и позвонил.
— Всё в порядке с тобой? — Ева беспокоилась.
— Да, а ты как?
— Нормально.
— Я ведь пиццу так и не поел…
Ева засмеялась в трубку.
— Приходи, поешь. Я её зря что ли готовила всё утро…
— Сейчас приду.
Волнение отпустило, но на тело накатывала дрожь. Многое сложно объяснить, но требовало ли оно объяснений? Тем более, когда им обоим всё понятно. А Еве подавно, она никогда не осудит, не испугается, не прогонит, не потому что может вытерпеть, а потому что понимает…
Ева открыла дверь, посмотрев с нежностью на Мишу, стоявшего, опираясь на косяк двери. Прежде чем нажать на звонок, он простоял в раздумьях, оттягивая момент.
— Проветрился?
— Да.
— Я не хочу, чтобы ты избегал меня. Чтобы закрывался из-за произошедшего, — Ева прошла на кухню, картина почти повторилась, как и утром, только за окном тускло.
— Не буду.
— Но ты должен понять меня, просто обязан! — тихо прошептала Ева.
— Пообещай мне кое-что, — серьёзный взгляд Миши как никогда переполнялся уверенностью.
— Что?
— Я чувствовал, тебе нравилось то, что происходило, тебе не было противно. Обещай, если тебя будет тянуть ко мне, если ты будешь желать меня так же, как и я тебя, ты не остановишь себя.
— Миша… Ты можешь влюбиться и полюбить кого-то, кого встретишь завтра…
— Обещай!
— Хорошо, обещаю, — Ева не верила в силу данного обещания. — Но и ты обещай, если ты кого-то полюбишь, то забудь про это обещание и просто будь счастлив!
— Обещаю, — на душе Миши совсем стало спокойно, даже как-то слишком сладко.
Проведённые две недели дома совсем не омрачились от неудачного признания в любви. Миша с Евой стали ещё ближе, не создав между собой преград и стен отчуждения. Друзья как и раньше, но он всё же прикрывал свою любовь, и опять-таки всё выходило настолько ладно, что никто не чувствовал дискомфорта.
— Береги себя, — снова заветное пожелание перед отлётом, почему-то пропитанное особой надеждой.
"Она моя, только моя", Миша был убеждён в этом, неизвестно откуда, но знал что только так оно и будет.
Ева поцеловала Мишу в щёку, в груди больно кольнуло, её руки не хотели отпускать его, когда-то пугающее чувство потери внезапно зашевелилось под грудью. Плохое знамение, можно ли его спутать с чем-то? Нет, Мише не может что-то угрожать, но почему именно сейчас пробудилась змея, зашипев об опасности?
— Всё хорошо? — Миша погладил по плечам Евы, которая внезапно замерла и побледнела.
— Будь осторожен во всём и везде, слышишь?
— Хорошо. Хорошо, — Ева пугала своим состоянием.
— Извини… — через минуту ей стало легче, наваждение отпустило. — Счастливого полёта!
— Летом увидимся, — Миша махнул рукой, смотря на отца и на Еву, которая смотрела на него так, будто запоминала. Он весь солнечный, улыбчивый, глаза — сапфиры…
— Что-то не так… — Ева тихо прошептала, она ещё никогда настолько отчётливо не видела Мишу как в эту последнюю встречу. Разум где-то проблескивал о сильной симпатии, только вот опыт говорил о другом. Она смотрела на него не как влюбленная, а как та, кому нужно его запомнить, чтобы до конца жизни вспоминать этот день. Точно так же, как и при последней встрече с её любимой, совсем не подозревая о том, что это их последний день вместе. Ева не могла спутать данные ощущения ни с чем. Это звоночек, вторила себе снова и снова. Весь вечер провела как на иголках, смотря по новостям, что не произошло никаких авиакатастроф.
Миша прилетел в Питер ночью, добрался благополучно до квартиры и успокоил Еву, но она перенервничала сильно, из-за чего слегла с температурой. Кирилл был единственный, кто за ней ухаживал, и именно в эти дни его любовь снова пробудилась, подарив ему силы на новый шанс, но в этот раз он решил быть намного умнее и деликатнее.
34. В объятиях февраля
— Вот тут тебе нужно взять на ноте "си", ты осилишь, твой голос позволяет, — Платон нарисовал ноту с хвостиком на третьей строке, похожая на перечеркнутый нолик.
— И вот тут тоже, — Вася облокотилась на плечо Платона и поправила ещё пару нот на эскизе песни.
— Всё верно, — Платон повернулся на Василису, насколько она была чудной во время совместной работы, отчего увлекался пением настолько, что мог пропустить несколько аккордов, а Вася сразу же замечала, хлопая глазками от непонимания ситуации, но не переставала петь. Поведение у неё как у ребёнка, но на вид прекрасный распускающийся цветок.
— Чего так смотришь? — немного отстранилась личиком, но руки с плеча не убрала.
— Ничего, — Платон смутился, как юнец, опустив взгляд на клавиши фортепиано. — Песня будет потрясающей, думаю, попадёт в чарты.
— Я тоже так думаю… — Вася облизнула губы, быстро задышав. — Без тебя бы у меня не получилось… Спасибо, — губки Васи прикоснулись к щеке Платона, но сразу не отдалилась, как задумывала, а замерла, когда тёмный взгляд пал на приоткрытый ротик.
— Пожалуйста…
Платон потянулся вперёд и коснулся губ Васи, которые улыбнулись от прикосновения. Зелёные глазки смотрели на прикрытые веки. Платон ей понравился с первого момента, как только услышала о нём, а когда увидела, то поняла как должен выглядеть тот, в кого она влюбится и будет любить, любить… Юное сердечко принадлежало Платону: его голосу, его спокойным взглядам, его тихой натуре, скромной и скрытной ото всех. Василиса не раз замечала, то, как он обходителен и внимателен, обращается с ней как с фарфоровой куколкой, которая вот-вот разобьётся. Она могла вести себя не скрывая своей детской натуры, ей совсем не хотелось казаться взрослой, чтобы привлечь его внимание, оно и так принадлежало ей.