— Где взорвали, где? — Ева подбежала к парням, почти выхватывая телефон, те как ни странно не стали препятствовать, вынимая телефон обратно. Всё в глазах девушки поплыло, прочитав, что в вагоне метро обнаружили взрывчатое вещество, которое подорвалось между станциями Сенной и Технологический институт.
— Что с вами? — парень подхватил Еву, когда та просто поползла вниз, не чувствуя земли под ногами. — Э, пацаны, тут девушке плохо. Ну-ка помогите, давайте её в тепло.
— Мне нужно в аэропорт… Мне нужно в Питер… — Ева знала только одно, ей необходимо лететь в Петербург! Немедленно!
— Выпейте, — парень протянул бутылку, из которой Ева сразу же сделала глоток. Ни в коем случае нельзя поддаваться панике. Ни в коем, нужно действовать! Прилив сил, как и странный напиток вернул разумность. Дальше она ничего не помнила, но осознавала каждый свой шаг.
Диана сидела на берегу солнечного итальянского пляжа, попивая клубничный смузи. Широкополая шляпа укрывала от ослепляющих лучей, а молодой муж сидел рядом с ней, почитывая Набокова.
Рука Дианы неожиданно вздрогнула, на ровном месте, пролив напиток себе на лиф.
— Ты чего это? — муж наклонил голову, смотря на Диану поверх солнцезащитных очков. — Пчёлка какая испугала?
— Как-то не по себе стало… — сердце Дианы заколотилось ни с того ни с сего. — Мише надо позвонить, — долго не раздумывая сразу же набрала номер сына. И почему-то он всплывал в её голове трёхлетним, когда решил разжечь костёр посредине комнаты, сконструировав у себя в комнате шалаш из стульев и одеял. Чуть весь дом не сжёг, и себя ещё немного поранил, маленький шрамик до сих пор над коленом остался от уголька отлетевшей спички. — Недоступен… — Диана грустно опустила руку с телефоном.
— Развлекается с какой-нибудь девушкой, а тут ты со своим внезапным беспокойством.
— Дай Бог! — лёгкое настроение исчезло, Диана потускнела и призадумалась, солнечный день ей стал совсем не мил. — Знаешь, когда он был маленьким, такой чудной… Всё время цветочки дарил, а зимой делал их из оригами, такие красивые получались… — один цветочек до сих пор сохранён у неё, лежит закладкой в самой любимой книге, которая всегда при ней.
— Пошли искупаемся, напекло уже прилично.
— Иди, я тут посижу.
— Да брось, из ничего настроение себе портишь.
— Иди-иди, я позже присоединюсь, — Диана направилась в дом, подобрав книжку и открыв стопятидесятую страницу с бумажным нарциссом.
"Он такой же светлый и солнечный, как и ты сама! Другие дети делали тюльпаны, но это слишком легко…"
Из синих глаз капнули слезинки, вспоминая отчётливый фрагмент из детства Миши.
— Моё солнышко, — Диана поцеловала бумажный цветок, — скоро увидимся с тобой. Будь там осторожен…
36. Больница
Ева двигалась на автомате: чётком, уверенном автомате, контролируя каждое действие. Быстро забежав домой, собрала необходимые вещи и документы, одновременно заказывая билет, на удачу попался самолёт с регистрацией через два часа, прямым рейсом, без пересадок и окольных путей. Пять часов полёта, ровно на пять часов она выпала из жизни, старательно удерживая воспалённый разум от паники, стоически сопротивляясь, чтобы не сойти с ума. Ева молилась, переполняясь уверенностью, что в этот раз никто не посмеет забрать у неё любимого человека. Она ведь его любит, любит, как ещё никого не любила… Не после несчастного случая открылась для неё эта истина, а намного раньше. Миша даже не представлял насколько взросло посеянное им семя после его признания в любви. И Ева скрывала об этом, бессовестно и мучительно скрывала.
Мчась по коридору больницы, куда распределили всех пострадавших, о которых можно было узнать из всех источников, не затрудняясь в поисках, она спешила к единственному любимому человеку. Имя Романов Михаил числилось в списке. Когда Ева начала узнавать что с ним и где он, ответили, что заканчивают оперировать и вскоре родственники смогут его посетить.
Ева видела перед глазами только лицо Миши, тот момент в аэропорту, когда её разум решил записать именно этот отрывок, предупреждая о беде заранее. Не спутать ни с чем столь уникальное и страшное предчувствие. Мир делился на "до" и "после". Всё казалось психоделическим сном с размякшей реальностью в духе картин Дали. Светло-голубой коридор растянулся на километры, переполненный толпой народа, все они мешали пройти, мельтеша как белый шум, как стая пчёл. Все они были напуганы и переживали за своих родных людей, оказавшихся не в то время и не в том месте…
Данила первым заметил рыжие волосы и длинный белоснежный пуховик нараспашку поверх вязаного нежно-розового свитера под светлые джинсы с белыми уггами. Северянка, нет слов. Он не мог спутать её с кем-то другим, хоть и видел на фотографии с Мишей мельком, но почему-то именно лицо Евы запомнилось настолько отчётливо, что знал кто перед ним.
— Данила… — Ева знала парня намного ближе, чем он мог себе представить. — Вы все здесь, — потемневшие зелёные глаза заметили Платона, на котором устало с грустным личиком лежала на плече Василиса, а с другого плеча такая же подавленная Кира. Все они ждали завершения операции Миши.
— Врачи сказали что всё нормально, у него немного ногу задело, — но Данила соврал, смягчив, стараясь не пугать девушку. Перед ней он испытал странное смущение, не поняв отчего замешкался: от её характера? От её рвения? От её невероятной красоты и глаз, наполненных взглядом, который может забирать души? Она казалась нереальной, словно ангел с небес снизошел, настолько не аллегорично, что терялся в некоторых мыслях. — И сотряс… — Данила покраснел, когда Ева пронзительно смотрела ему в душу, будто проверяя каждое слово на правдивость.
— Я спрошу! — Ева направилась к дверям операционной.
Ребята оживились сразу, переглянувшись между собой. Ева появилась как ураган, вроде бы ничего не сказала такого, не сделала, а всех пробудила одним появлением.
— Это его мачеха, — пояснил Платон, когда Кира непонимающе посмотрела на Данилу.
— Серьёзно?
— Да. А мы даже его отцу и маме ничего не сообщили…
— Рано пока, всё же хорошо. Он сам просил им ничего не говорить. Тем более его мачеха тут, она и передаст как следует.
— Согласен. С Миханом всё норм, это главное, — Данила сжал кулаки, засунув руки в карманы джинс.
Ева в операционную не пустили, но дали посмотреть на Мишу через окно, который лежал на операционном столе с почти зашитым правым бедром. По словам врача осколки от стекла вагона попали ударной волной в бедро парня, разорвав мягкие ткани. Кости не задеты, но крови потерял много, сотрясение тоже прилагалось, но больше никаких увечий не замечалось, оставалось только подождать пробуждения от наркоза и через две недели ему сулили полное выздоровление.
— Счастливчик он у вас, ступайте, — заключил врач, выпроваживая перепуганную девушку в коридор.
Ева вышла к друзьям Миши.
— Через десять минут переведут в палату, я выпросила место, вы идите домой, отдохните, — заботливо и неожиданно по-матерински посмотрела Ева на взрослых деток, от которых почти и сама не отличалась, кроме взгляда: пропитанный страданием и неповторимым светом.
— Вы прямиком с самолёта, может вам какие вещи отвезти? Мы знаем где квартира Миши.
— Мои вещи все здесь, — Ева подняла рюкзак нюдово-сиреневого цвета. — Миша мне всегда о вас с такой любовью рассказывал, теперь понимаю почему он так сильно к вам привязан.
Они были настоящими друзьями, с такими не страшно нигде и с ними хоть куда.
— Завтра ведь придёте, выспитесь, идите-идите.
Кира первая потянулась к Еве, крепко обняв, как родную сестру. Данила и Платон тоже поддерживающе обняли девушку, а Василиса прижалась по-детски, крепко сжав тонкую талию Евы, отчего девушка впервые улыбнулась и погладила по золитистым косам необыкновенной Рапунцель.