Пожелав друг друг доброй ночи и условившись на скорой встрече, Ева проводила ребят и отправилась в палату к Мише, где он тихо спал.
Мише снился замечательный сон, как будто Ева поцеловала его в губы, проговорив, что она рядом, теперь всегда рядом с ним. Он дышал любимым ароматом медных волос и духов, смешанные с ароматом её тела, напоминавшие собой все времена года, как отдельная композиция нечто прекрасного…
37. Пробуждение
Миша пробудился, чувствуя горячее прикосновение к руке, мягкая ладошка таяла под его линиями судьбы, снова… Бледное личико, мягкость медных волос, он любовался сонной Евой под лучами тусклого солнца, лениво выползавшее из-под баррикад туч.
— Ты мне снишься, — Миша не сомневался, что это сон. Тела вовсе не ощущал, только рука к руке Евы и её аромат. — Ты мне всегда снишься…
Веки Евы вздрогнули, она похлопала глазками, покинув царство Морфея, как только услышала голос Миши.
— Привет… — бледное личико залилось румянцем. — Если ты ещё раз ко мне не прислушаешься, я тебя лично прибью, — сладкий голос не мог угрожать, как бы не пыталась.
Его солнце лучилось сильнее любой звезды во Вселенной.
— Да ладно, — Миша улыбнулся, но из-за боли на щеке прекратил. Как-то непривычно тянуло от щеки к виску.
— Не напрягайся.
Лицо тоже пострадало: с левой стороны над щекой до виска содрало кожу, когда от взрыва оттолкнуло назад, припечатав к стене вагона. Внезапные воспоминания поочередно промотали личную плёнку в голове парня, отчего он понял, что не спит.
— Ева! — его рука сжала руку Евы, перенимая её живой образ, не фантазию! — Ты здесь! — он даже привстал на локти, вглядываясь внимательнее. Стальная нога заявила о себе и о том какие на ней повреждения. Но разве оно волновало, когда Ева рядом!
— А ты думал, ты бредишь! Вот так вот мне не перезванивать, — Еве легче шутить, потому что её сердце больше не могло страдать. — Я сразу купила билет, зная, что с тобой произошло.
— Откуда ты узнала? — телефон был разбит, всех раненных отправляли в больницу без разбора. При Мише не оказалось никаких документов, это уже потом, Платон примчался сразу в больницу, собрав всех, найдя в списке имя Миши.
— Я и до этого всё знала, а ты меня не слушал… — он мог бы и избежать всего ужаса, если только прислушался к ней.
— Если бы послушал, тебя бы не оказалось рядом… — улыбнулся, без разницы что больно.
— Мой глупышка, — Ева потянулась к нему и прижалась губами к не повреждённой щеке. Ей бы не было никакого смысла ходить по земле, если бы Миши не стало. Она не могла больше думать об этом, всё хорошо… Он жив!
Ладонь Миши коснулась щеки Евы, притягивая к себе, но дверь в палату открылась, Данила вошёл первым и увидел только он, то, чему помешал случиться. Взгляд Миши дал чётко понять, что Даниле не избежать расправы за его появление.
— Привет! А мы к вам, — Даниле и самому стало неловко, но что поделать, если они пришли… И да, он не ошибался, Мишка мачеху то свою любит покрепче, чем просто родственницу.
Ребята тоже улыбались, радостные от встречи с оживлённым и уже не окровавленным в полуобморочном состоянии Мишей.
Встречу друзей нарушили люди в форме, которые пришли для допроса потерпевших, выявляя причину взрыва. Дело оказалось очень громким.
Ева целую неделю практически жила в больнице, на квартире появлялась, чтобы вымыться, приготовить еды, более щадящей и повкуснее, чем подавали в больнице, и всё делала украдкой, чтобы никто ничего не заметил. Выходило. На работе ей сильно поспособствовал руководитель, который оформил отпуск на три недели. Про работу забыла, пока её телефон не стало разрывать от звонков, потеряли на рабочем месте Давыдову Еву.
Кирилл позвонил сыну сразу, как только узнал о происшествии по новостям. Не дозвонился. Но с утра уже разговаривал с сыном по телефону Данилы. Миша не стал рассказывать, что с ним случилось, лишь сказал, что телефон украли, поэтому не мог ответить. Кирилл был рад, ведь многого родителю не требуется, главное, чтобы ребёнок жив и здоров. По сути, Миша не так много соврал, он же жив и вскоре будет здоров. Матери Миша тоже сообщил, что потерял телефон, поэтому не отвечал, она как никогда вся изнервничалась и заплакала, услышав голос сына, понимая, что все её опасения были лишь напускным. Обещала приехать в конце апреля и сразу его всего расцеловать, ибо соскучилась до дрожи.
— Ну вот мы и дома, — Ева помогла пройти Мише через порог, когда он, опираясь на костыль и рукой на косяк, наконец-то вдохнул нормального воздуха, не пропитанного хлоркой с формалином.
Находясь в больнице, Миша не видел снов, но первая ночь в квартире заставила сознание подключить те воспоминания, которые стёрлись, прибавляя сюжеты из новостей и то, что он видел сквозь туман после взрыва. Однако, мягкое поглаживание нежных пальцев по его голове и тихий голос, говоривший, что всё хорошо, забирали дурные видения.
38. Только моя
Миша стоял напротив зеркала, всматриваясь в своё отражение. Сухая корочка зажившей раны в виде равонобедренного треугольника, указывающий верхушкой стрелы в район носа, предупреждала, что останется шрам. Нога становилась легче с каждым днём, но напряжение в мышцах бедра напоминало о себе при каждом шаге, но уже без костылей.
Остриё бритвы скользнуло по подбородку, закончив последний штрих бритья. Пенка со сбритыми волосками щетины исчезла под потоком воды, сухое полотенце впитало в себя остатки капель с лица. С кухни разносился аромат чего-то вкусного, уже приготовленного. Это Ева, она никуда без чрезмерной заботы.
— Твои вещи высохли и больше не пахнут больницей, — Ева прижала к носу футболку Миши, вдыхая аромат, когда он вышел из ванны и стоял на входе прихожей.
— Вся квартира пахнет тобой, — словно сад расцвёл, на каждом сантиметре, повсюду следы рыжеволосой богини.
Взгляд Евы замер на Мише, влюблёно глядевший на неё. Она столько скрывала от него и именно с ним раскрыла свои самые потаённые уголки души. Миша не нарушал дистанции, соблюдая их договорённость, но ведь Ева играла нечестно. Вот он стоит перед ней: безумно красивый, особенно с раной на лице, сильный, пусть немного и похудел, с тёмно-синим взглядом, полный любви и бушующей страсти, которой не даёт воли, потому что любит, уважает каждое желание Евы.
Тихие шаги приблизились, Ева взяла руку Миши, посмотрев ему в глаза.
— Я бессоветная лгунья… И непростительная трусиха, — Ева приложила ладонь Миши к своей щеке. — Я люблю тебя, как ещё никого не любила… — скрывать уже нет смысла, её любовь сводила с ума, она не могла спокойно смотреть на Мишу, не могла противостоять желаниям и слишком мощному чувству в пределах измученной души.
То, что двое старательно пытались усмирить, вырвалось на свободу без права на ограничения.
Поцелуй, как нападение, их нежность давно исчезла под ожиданием, отдаваясь полностью страстному порыву, отключивший двоих от всего мира. На губах Евы хранилась живительная сила для умирающего от жажды, но не один он умирал от жажды.
Пальцы Евы сняли футболку с Миши, когда синхронно и его руки рывком обнажили персиковое тело.
Сколько он представлял эту сцену, сколько раз грезил как целует её всю без запретов и условностей, как она тает, а ему всё мало и мало. Голова шла кругом от одних поцелуев, вот оно то самое, зашкаливающее, на кончиках пальцев и по всем клеткам разрядом, беспощадным.
Миша прижал Еву к стене, снимая последний атрибут, через секунду в громком вздохе, ноготки Евы впились в кожу разгорячённой спины. На мгновение оба замерли, покрываясь мурашками и безмерным возбуждением, чувствуя друг друга полноценно, она приняла его как по маслу.