Васятка глядел на стаи гусей:
— Маловато уже их стало.
— Хватит на нашу долю, — успокоил Коля. — Много ли нам надо? По десятку на брата, и ладно.
От воды несло ледяным холодом. Дуня спрятала руки в рукава.
— А где мы спать будем? — спросила она.
— Хватим мы с ней горя, — сказал Васятка так, словно Дуни здесь и не было вовсе.
— Кто же спит на охоте? — спросил Коля.
— Да и я могу не спать, я просто так спросила.
— Знаем мы это «так»! — усмехнулся Васятка. — Не зря раньше женщин не брали в путешествия.
Вдруг с берега донёсся лай. В лодке насторожились.
— Ой, мальчики, это же наш Робинзон! — завизжала Дуня. — Смотрите, и в самом деле!
По берегу галопом мчался Робинзон. Поравнявшись с лодкой, он бросился в воду и поплыл.
— Остановите! Остановите! — кричала Дуня.
— Эй, на «Русалке», стой! — заорал Коля, сложив ладони рупором.
Робинзон отставал. Машинист сбавил ход и, высунувшись из-под тента, следил за собакой.
— Он утонет, остановите машину! — закричала Дуня.
— Руби конец! — скомандовал Васятка и стал развязывать узел у буксирного каната.
В эго время за кормой у катера совсем перестала бурлить вода. Лодку и «Русалку» понесло течением навстречу Робинзону. Из-под тента вылез капитан-машинист и спросил:
— Насчёт собаки мы, кажется, не договаривались? Или мне память изменила? Что-то я не припомню.
— Ладно, — сказал Васятка, — берите ещё десять копеек.
Васятка едва успел схватить Робинзона за лапу и втащить в лодку, как «Русалка» запыхтела и устремилась вперёд, набирая скорость. Робинзон первым делом отряхнулся, обдав всех мелкими брызгами, и закружился на месте» визжа и лая от радости. Наконец он улегся у Дуниных ног.
Канат натянулся, лодку рвануло. Коля, высоко задрав ноги, полетел со скамейки, ружьё выпало у него из рук. Ещё секунда-и оно было бы за бортом, но Дуня успела схватить за ружейный ремень.
Васятка перебрался к Дуне, взял из её рук ружьё и поло жил на дно лодки рядом с вёслами.
— Дела… — сказал Коля, потирая ушибленный бок.
Васятка, посапывая, молчал.
Дуня, словно читая его мысли, сказала:
— Вылетите вы вместе с ружьём в Зею, когда будете стрелять. Папка говорит, у этого дьявольского ружья отдача, как у пушки. После охоты у него всегда синее плечо. Прямо страшно смотреть. Сама видела.
— Ничего… — неуверенно произнес Коля.
— Молчал бы! — оборвал Васятка. — Из-за тебя чуть без ружья не остались!
— И останетесь, если к лодке не привяжете.
Васятка полез в карман и вытащил моток бечёвки, принесённой для того, чтобы связывать за ноги убитых гусей.
— Вы когда будете стрелять, то ложу обмотайте чем-нибудь, — посоветовала Дуня. — Жалко, я подушечку не за хватила.
— Может, перину? — Васятка посмотрел на Дуню так, будто она была неодушевлённым предметом.
Подул пронзительный, холодный ветер. Дуня сжалась в комочек. Васятка, сопя, привязывал ружьё к лодке.
Потом Дуня перебралась в носовую часть лодки, но и здесь ветер пронизывал её насквозь. Лёгонькая вязаная кофточка не грела. Васятка, ворча что-то под нос, снял с себя куртку и набросил девочке па плечи.
Малиновое солнце вытянулось, как яйцо, и готовилось спуститься в раскалённое зарево. На берегу, в лесистых оврагах, притаились вечерние сумерки.
— Эй, на «Русалке», принимай буксир! — Васятка перебрался на нос, потянул за конец каната.
Узел развязался, и канат шлёпнулся в воду. На корме показался капитан-машинист, ярко освещённый заходящим солнцем.
— Я надеюсь, молодые люди, мне не придётся подавать па вас в суд за нарушение контракта, — сказал он, выбирая буксирный канат. — Чтобы не было раздоров между нами, должок передайте бакенщику. Знаете такого?
— Ладно, получишь свой капитал, — буркнул Васятка. — Живодёр проклятый!
— Я возвращусь из рейса завтра…
Васятка молча вставил вёсла в уключины.
Освободившись от буксира, лодка мгновенно отстала.
«Русалка» скоро скрылась в сизых сумерках, но ещё долго слышались ее торопливые вздохи.
Чтобы хоть немного согреться, мальчики гребли изо всех сил. Дуня на корме правила рулевым веслом.
Быстро темнело. Зажглись первые звезды. Берега, расплываясь, отходили к краю земли н наконец совсем растаяли, И без того широкая Зея теперь казалась морем. У Дуни сжималось сердце. Ей казалось, кто-то робко спрашивал: «Доберетесь ли до берега?»
Где-то впереди, совсем рукой подать, загоготали гуси. С поднятых вёсел звонко капала вода.
— Ух ты! — не удержалась Дуня.
Страх внезапно прошёл. Ей захотелось крикнуть на всю Зею, так, чтобы все на земле слышали, как ей хорошо. По Васятка зашипел, как гусак, и Дуня тихо засмеялась в рукав.
— Что за хаханьки? — спросил Коля и сам расхохотался, охваченный восторгом.
Не выдержал и Васятка, он вдруг крикнул на всю Зею. И все трое принялись кричать, смеяться. Гордость распирала их сердца. Они верили, что очутились одни среди безбрежного океана, что впереди неизвестная земля, полная страшных опасностей, которые они преодолеют.
…Ночь становилась черней, глуше. В чёрной воде чуть поблёскивали отражения звёзд. Оттого, что поскрипывали уключины, а лопасти вёсел всплёскивали воду, тишина плотней обволакивала лодку.
Толчок. Заскрипел песок о днище лодки. Взвизгнул Робинзон, выпрыгнул из лодки и в кромешной тьме с лаем заметался по песчаной косе. Гуси молча снялись и прошуршали крыльями над головой.
— Стреляй! Ну, скорей давай! — торопил Коля Васятку.
— Нашёл дурака пулять по звёздам, — отозвался Васятка. — Так мы сразу пристреляемся.
Робинзон разочарованно прыгнул в лодку, и охотники поплыли дальше, обходя косу.
Где-то впереди осторожно перекликались гуси. Дуня с Колей гребли, стараясь бесшумно опускать вёсла в воду. Нудно поскрипывали уключины. Коля кепкой зачерпнул воды и полил в гнёзда уключин. Скрип прекратился. Но теперь в тишине раздавалась частая сухая дробь. Это Робинзон, сидя под рукой у Васятки, нервно дрожа, барабанил обрубком хвоста по днищу.
Всё ясней гусиные голоса. Васятка щёлкнул курками. Робинзон ошалело перемахнул через борт. Когда унялся плеск, гусей уже не было слышно. Где-то в темноте сопел и фыркал Робинзон. Минут через пять его удалось найти и втащить в лодку. Попробовали привязать его к скамейке — он поднял такой визг, что пришлось немедленно освободить его. Теперь грёб один Коля. Дуня сидела на дне лодки, крепко обхватив мокрую собаку. Васятка по-прежнему занимал место на носу.
Выстрел раздался внезапно. Малиновый язык пламени на мгновение осветил воду, лодку, испуганные лица. Запахло порохом.
— Ты в кого стрелял? — спросила Дуня.
— Ни в кого… Само бабахнуло… — Васятка стал шарить вокруг себя, ища ружьё. — Там нет его?
Все трое стали ползать в лодке, шлёпая ладонями. Дуня нащупала натянутую бечёвку и радостно вскрикнула. Ружьё, привязанное по её совету, вылетело за борт и висело на бечёвке.
Ружьё снова в лодке, но теперь не было Робинзона.
— Робинзон за бортом! — крикнул Коля.
Скуля и бултыхая лапами, Робинзон колотился о борт. Коля и Васятка вытащили его из ледяной воды, и он, застывший, стряхивая с себя воду, издавая какие-то странные Гортанные звуки.
На вёслах Коля с Васяткой, Дуня — на руле.
Дуня правит на Полярную звезду. Берегов по-прежнему не видно. Временами нос лодки врезался в песок.
Гребцы брали вёсла «на укол», таинственно скрипел песок под днищем, и лодка снова плыла, податливо покачиваясь па чёрной воде.
Наконец по лицам ударили холодные ветви прибрежной ивы.
— Земля! — прохрипел Коля простуженным голосом.
Первым из лодки выпрыгнул Робинзон и исчез, шурша
прошлогодней сухой травой. Мальчики привязали лодку к иве и помогли выйти Дуне. Она отсидела ногу и чуть не свалилась в воду. На берегу оказалось много валежника, принесённого Зеей ещё в прошлогоднее половодье. Мальчики с трудом разожгли костёр. Над огнём повесили чайник. От шерсти Робинзона шел пар. Дуня не стала дожидаться, пока закипит в чайнике вода, — она легла возле костра и тут же заснула.