— Ты куда ходила? Зачем? Почему меня не разбудила? Если что случится, Курбату отвечать? Да?
Когда Лиза всё ему рассказала, он почесал за ухом.
— И чего испугалась — воды и пенька! Конечно, вода прибыла в речке и залила все протоки. Ребёнку понятно. Неужели сразу не догадалась?
Лиза покачала головой и сказала печальным голосом:
— Ох, и попадёт же нам дома!
Курбат с удивлением посмотрел на неё:
— Попадёт? Нам? Мы что, в лесу не ночевали? Нас ещё хвалить будут за то, что мы не испугались и перехитрили медведей.
Курбат стал поспешно собирать камни.
— Медведей-то не было ведь, — робко заметила Лиза. — Вместо медведицы — пенёк.
— Пенёк пеньком, медведи медведями. С вечера были, утром ушли, сама на следы посмотри. Не знаешь, так не говори! Где чёрный камень? Ага, вот. Ну, пойдём. Я первый, ты за мной. И ничего не бойся. С тобой Курбат!
— Железное сердце, — добавила Лиза.
— Теперь уже не железное — стальное. Если бы ты знала, как я весь закалился за эту медвежью ночь.
ОБЫКНОВЕННЫЙ ДЕНЬ
Прошло несколько дней. В Тёплых ключах уже стали забывать о тревоге, вызванной исчезновением Лизы и Курбата. Их тогда искали всю ночь, жгли костры, стреляли из ружей. Зато возвращение Лизы и Курбата превратилось в настоящий праздник. Ребят жалели, восхищались их храбростью. И хотя Лиза вначале уверяла, что никаких медведей не было, верили больше Курбату, а тот так убедительно, с таким жаром рассказывал, сколько они перенесли за ночь, осаждённые «стадом» медведей, сколько проявили храбрости и находчивости, что в конце концов даже Лиза стала сомневаться в своих собственных словах.
Гурий Андреевич побывал у Чернякова. А вернувшись, сказал Алёше:
— Смеётся, разбойник. Твой, говорит, Алёшка стрелял по лосю, а я отвечать должен.
— Ты, наверное, ему не так объяснил.
— Куда уж лучше вы с Урезом ему объяснили. Видно, поздно объяснять стали.
Гурий Андреевич заведовал коптильней. Алёша был у него первым помощником. Заготовлял дрова, помогал загружать коптильню, снимать копчёную рыбу с вешал — длинных шестов, на которых коптилась рыба.
Курбат тоже работал в коптильне, но у него очень часто находились другие неотложные дела. Приходила сюда и Лиза, но только в те дни, когда надо было укладывать рыбу в ящики. Девочки очень ловко и аккуратно выполняли эту работу. Упакованную в ящики рыбу отправляли в Иркутск, а оттуда в поездах, на самолётах байкальская рыба расходилась по всей стране.
Кто не ушёл в море и мог сегодня работать, собрались у коптильни. Девочки и молодые рыбачки быстро укладывали рыбу в деревянные ящики. Курбат и Алёша заколачивали крышки. Забив ящик, Курбат брал трафарет — жестяную полоску с вырезанными в ней буквами, баночку с чёрной краской, кисточку. Наложив трафарет на ящик, он с величайшим усердием, затаив дыхание закрашивал буквы трафарета. Закрасив, быстро снимал трафарет, чтобы не размазать буквы, и на ящике появлялась надпись: «Колхоз «Тёплые ключи».
— Вот это да! — хвалился Курбат и передавал баночку с краской Алёше.
Эту приятную и красивую работу они выполняли по очереди, соревнуясь, у кого лучше получится. Забив все заполненные ящики и поставив на каждом колхозную марку, они снесли ящики в одно место и уселись на них с видом людей, поработавших на славу. Вчера они сговорились отправиться на рыбную ловлю.
— Каких я мушек наделал! — сказал Курбат. — Прямо самому хочется проглотить. Вся рыба моя будет. Вот увидишь. О! Чуть не забыл. — Наклонившись к Алёшиному уху, он зашептал: — Сегодня Черняков мимо нашего дома целый мешок омуля пронёс. Это он пошёл на лесные заготовки, там он его продаёт. Живодёр! И где он свои сети ставит? Ловят, ловят его, а поймать не могут.
— Может, в мешке другое лежало?
— Как же! Наш Васька с километр за ним бежал и всё мяукал. А он знает, где рыба, а где что другое. Черняков
чуть не убил его палкой.
— И ты смотрел, как убивают твоего кота?
— Плохо ты меня ещё знаешь! Я догнал его и сказал, что если кот сдохнет, то он ответит.
— Ну, а он?
— Как на меня глянет, и я сразу вспомнил бабушкины слова.
— Какие?
— Про собак.
— Про каких?
— Про всяких. Про то, что его все собаки боятся.
— Ну и что?
— Неужели ты не знаешь, что если кого боятся собаки, го у него чёрная душа?
— И ты испугался?
— Я?! Ха-ха! Медвежьего стада не испугался. Я не про то…
— А про что?
— Просто вспомнил бабушкины слова.
— Вспомнил, когда он твоего кота убивал?
— Ну конечно, и тогда же решил, что устрою ему штуку.
— Какую штуку?
Курбат осмотрелся по сторонам и сказал:
— Есть один план. Только надо узнать, когда Санька отправится в набег.
— Ну, а тогда что?
— Тогда?
Курбат взял молоток, размахнулся и вместо гвоздя угодил по пальцу, бросил молоток, палец сунул в рот и запрыгал на одной ноге, издавая стоны, похожие на рычание.
РОЗОВЫЕ КАМНИ
Алёша и Курбат шагали по берегу Байкала с длинными удилищами на плечах. Впереди бежал Урез, обнюхивая коряги, кусты, камни и пеньки. Курбат раскрыл баночку из-под конфет.
— Ты посмотри-ка, каких я мушек понаделал, а вот бокоплавы!
— Как живые!
Курбат просиял.
— Хочешь, тебе подарю? Выбирай! — Он протянул баночку.
Там лежали крючки, моток капроновой лески, волосяные мушки, коробка спичек и соль в тряпочке Алёша выбрал одну мушку.
— Настоящий слепень.
— Мне для тебя ничего не жалко, — сказал Курбат. — Хочешь, я тебе ещё крючок подарю?
— Крючков и у меня много. Ты что-то сегодня такой добрый.
— Я всегда добрый. Что у меня есть — всегда пожалуйста. Что знаю, первому тебе рассказываю. А ты только про лося рассказал. Ох, и ругает тебя старик Черняков! Какую-то кедровку поминал. Что это за кедровка?
— Что же ты его получше не расспросил?
Курбат попытался изобразить на своём лице горькую обиду и даже шмыгнул носом.
Шагов десять они прошли молча. Больше у Курбата не хватило сил хранить молчание.
— Ты знаешь, когда я утром шёл на коптильню, я научился по-новому блины печь. Сразу сорок восемь блинов снял. Не веришь? Смотри. — Курбат положил на камни удочку, выбрал плоский голыш, повертел его в руке, размахнулся и с вывертом запустил над водой.
Камень шлёпнулся о ровную поверхность воды, отскочил, снова прикоснулся к воде и будто покатился по стеклу, оставляя за собой расходящиеся круги.
— Двадцать пять блинов! — подсчитал Алёша и сам запустил камень. У него «спеклось» не больше десятка блинов.
— Ты вот так!
Новый камень, пущенный Курбатом, напёк столько блинов, что Алёша сказал:
— Если бы по блинам были соревнования, ты бы поставил мировой рекорд!
— Ещё бы! — согласился Курбат.
На другой стороне Байкала над синими вершинами гор громоздились белые, сиреневые, серые клубы облаков. Казалось, что по ним, как голыш, пущенный чьей-то могучей рукой, катится солнце и печёт блины.
— Давай здесь порыбачим?
Курбат подошёл к воде, взмахнул удилищем, и тяжелый деревянный поплавок, разматывая Леску с катушки, полетел в воду.
Алёшин поплавок шлёпнулся немного дальше. Но рыбы здесь не было, и ребята пошли к речке.
Хорошо и легко на душе было у мальчиков. Никакие заботы не тяготили их. Они были так же свободны, как чайки, летавшие над водой, как облака над горными хребтами.
Алёша сказал:
— Смотри, Курбат, какая вода!
Набежала туча, и голубая вода приняла стальной оттенок, повеяло холодком.
— Вода как вода. Мне больше камни нравятся. Смотри, слюдистый сланец какой красивый, будто кто картину на нем нарисовал. Вот горы, вода, тут кораблик.
— Совсем не кораблик!
— Ну не кораблик, всё равно картина.
Курбат вдруг бросил камень, который так нахваливал, и остановился возле берега. На мелководье шныряла стайка мальков. На воде промелькнула тень чайки, рыбешки бросились врассыпную.