Я пытаюсь казаться скучающим, а сам внимательно его изучаю. Низенький и приземистый, как бочонок, редкие русые волосы пшеничного оттенка, над тонкой верхней губой – шрам. Пахнет от него лосьоном после бритья и несвежим кофе.
Ко мне наклоняется Хант:
– Знаешь, невиновные, попав к федералам, обычно очень расстраиваются. Требуют адвоката, кричат о нарушении прав. А вот преступники спокойны, прямо как ты.
Хант более худощавый, чем его коллега, он выше и старше – в коротко стриженых волосах пробивается седина. В его голосе странные модуляции, будто он обращается с кафедры к пастве. Наверняка, кто-то из родственников – священник.
– Это потому, что подсознательно преступники хотят, чтобы их поймали, так психологи говорят, – вторит Джонс. – Как думаешь, Кассель? Ты хочешь, чтобы тебя поймали?
Я пожимаю плечами:
– Тут кто-то чересчур увлекается Достоевским.
Уголки губ у Ханта слегка приподнимаются в усмешке.
– Так вот чему вас учат в этой распрекрасной частной школе?
– Да, именно этому нас там и учат.
В его голосе слышится такое явное презрение, что я делаю себе мысленную пометку: «Он думает, мне в жизни все дается легко, а это значит, ему самому ничего легко не давалось».
– Слушай, пацан, – прокашливается Джонс, – двойная жизнь – не шутка. Мы все знаем про твою семью. Мы знаем, что ты мастер.
Я замираю, буквально примерзнув к стулу. Как будто кровь застыла в жилах.
– Я не мастер.
Убедительно получилось или нет? Сердце учащенно бьется, в висках пульсирует кровь.
Хант берет со стола папку и достает какие-то бумажки. Что-то знакомое. Точно! Такие же бумажки я стащил из клиники сна. Только на этих значится мое имя. Это же результаты теста.
– После того, как ты сбежал из клиники, доктор Черчилль послал это одному из наших сотрудников, – рассказывает Джонс. – Результат положительный. Парень, у тебя гиперинтенсивные гамма-волны. Только не говори, что не знал.
– Но ему же не хватило времени, – мямлю я оторопело.
Вспоминаю, как понял, что собирается сделать доктор, как сорвал с себя электроды и выбежал из кабинета.
Агент Хант все прекрасно видит:
– По всей видимости, вполне хватило.
Тут они решают смилостивиться и предлагают мне перекусить. Агенты уходят, а я остаюсь один в запертой комнате. Бессмысленно пялюсь на листок с записью собственных гамма-волн. Одно понятно: я влип, основательно и наверняка.
Достаю мобильник. Стоп – они же ведь именно этого и ждут, так? Чтобы я кому-нибудь позвонил. И о чем-нибудь проболтался. Даже если за стеклом никого нет – здесь наверняка повсюду звукозаписывающая аппаратура; комната-то явно предназначена для допросов.
И скрытые камеры, конечно же.
Роюсь в меню телефона, нахожу камеру, включаю вспышку и принимаюсь снимать стены и потолок. Еще раз, и еще. Вот оно. Отражение. Просто так камеру заметить невозможно – она вмонтирована в раму от зеркала, но на фотографии ясно видно крошечный засвеченный вспышкой объектив.
Я с улыбкой запихиваю в рот пластинку жевательной резинки.
Через минуту жвачка становится мягкой, теперь можно заклеить камеру.
В комнате тут же появляется агент Хант с двумя чашками в руках. Так бежал, что даже расплескал кофе и заляпал себе манжеты. Наверняка обжегся.
Интересно, почему он испугался, когда камера вышла из строя? Думал, что я сбегу? Из запертой комнаты мне выйти не под силу, я просто выпендривался, хотел им показать, что не куплюсь на их дешевые фокусы.
– Шарп, ты думаешь, это смешно?
Почему он переполошился?
– Выпустите меня. Сейчас начнется занятие по лепке, а вы говорили, я не арестован.
– Тогда придется вызвать родителя или опекуна.
Хант ставит кофе на стол. Успокоился. Значит, этой просьбы от меня ждали. Все снова идет по заранее известному им сценарию.
– Мы можем позвонить твоей матери и пригласить ее сюда, ты этого хочешь?
– Нет. – Они меня переиграли. – Не хочу.
Хант с довольным видом вытирает рукав салфеткой:
– Вот и я так подумал.
Взяв чашку, я медленно делаю глоток.
– Видите, вам даже не пришлось мне угрожать вслух. Право слово, не арестант, а просто подарок.
– Послушай-ка, умник…
– Что вам надо? К чему все это? Ладно, я мастер, что с того? У вас нет никаких доказательств, что я над кем-нибудь работал. Не работал и в будущем не собираюсь. А значит, я не преступник.
Уф, я вру напропалую и почему-то испытываю облегчение. Пусть попробуют-ка возразить.
Хант моему вопросу не обрадовался, но и не насторожился вроде.
– Кассель, нам нужна твоя помощь.
Я так смеюсь, что кофе попадает не в то горло.