Когда Сонни развелся с Дженнифер и переселился в отдельную квартиру, он ничего не взял себе, кроме книг и этого мяча. В последнее время он все больше погружался в детство, рассказывая о Бруклине своей юности. Я был потрясен, что Сонни вручил мне мяч.
Я поблагодарил его, протянул руку, похлопал по плечу, потому что не знал, что еще сделать, а он выглядел смущенным, но довольным.
– Ну и отлично, рад, что тебе понравилось, – сказал он. – Ты представляешь, люди живут здесь, в этом проклятом районе скотобоен. У меня был дядя, Стэнли, специалист по языкам. Я тебе рассказывал, как делаются языки? Берется сморщенный скотский язык и накачивается водой вчетверо против нормального, а потом продается. Я подрабатывал летом на язычной фабрике. Мы накачивали их водой до упора. Слушай, друг, тебе там жена машет. Мне она нравится, Арти, я тебе не говорил? Она хорошая, твоя Максин. Нужно выпить.
– Старушка Максин – Макси назвали в честь бабки – сидела на стуле, раскрасневшаяся, тонкая и прозрачная» как вощеная бумага.
– Бабуля малость перебрала, – прошептала Макс. – Надо помочь ей спуститься. Внизу ее ждет такси.
– Я помогу.
– Спасибо, Арти.
Мы молча спустились на лифте, я поддерживал старушку Максин, изо всех сил пытавшуюся сохранить вертикальное положение. На улице я нашел обшарпанное бежевое такси, усадил бабушку и дал водителю на чай. А потом попробовал дозвониться Сиду.
Я стоял на улице, смотрел на прохожих, томился жаждой деятельности и ждал, когда Сид перезвонит мне.
Он был не из тех, кто поддается панике. Он делал репортажи и в горячих точках, и в зонах расовых волнений. Он сильный человек, и я не понимал, почему он так испугался.
Я попробовал позвонить одному приятелю из бруклинского участка, но тот был в центре города, присматривал за кордонами, что возводились вокруг «Мэдисон-Сквер-Гарден» – то ли чтобы удержать придурков-республиканцев внутри, то ли остальных – снаружи. Трубку поднял кто-то другой и обещал соединить. Я прождал минуты две, и тут из подъезда вышла Максин. Я закрыл телефон.
– Привет.
– Я уже забеспокоилась за бабушку, – сказала она.
– С ней все прекрасно. Я посадил ее в машину. Просто задумался. Ладно, пойдем обратно.
Прогремел гром, и коротко сверкнула молния где-то над Нью-Джерси, но Максин инстинктивно обернулась на юг. Прошло почти три года, но любой резкий звук в городе заставлял ее смотреть на юг.
– Всего лишь гром, – успокоил я. – Может, взять на завтра отгул и выбраться с тобой к морю? Я сумею найти себе замену. Попробовать – точно сумею.
– Не нужно, зачем. Не беспокойся за нас. Ты же приедешь дня через два, там и наверстаем упущенное, – сказала она. – Знаю, я до сих пор подпрыгиваю, когда слышу. Все мы притворяемся, что все нормально, а потом где-то прогремит – и все. Некоторые из девчонок на работе капли в рот не брали до того дня, а теперь пьют. Второй раз я такого не вынесу, Арти. Если это случится, меня уже не хватит. Я поняла это, когда в тот раз отключилось электричество.
14 августа, чуть больше года назад, накануне нашей первоначально намеченной свадьбы город погрузился во тьму.
Максин застряла на работе в центре, девочки были с ее матерью в Джерси. Моя машина стояла в сервисе, а я потел в подземке.
В тот вечер я хотел ехать домой, собраться с духом перед завтрашним венчанием, но электричество отключилось, и я попал в ловушку. Сначала люди ворчали, потом испугались; назревала паника. Мы ждали в темноте, тесноте, а потом и в духоте. Я заговорил с толпой, убеждал, что ничего страшного. Кричал в темном, битком набитом вагоне. И в итоге помогал пассажирам сойти с поезда, преодолел узкий путь в черном тоннеле и выбраться по стальной лестнице на улицу. Я делал это, потому что я коп так положено, и люди цеплялись за меня.
Я шел домой пешком, уже стемнело, огни погасли, на улицах толпы. Кто-то не сумел сесть на поезд, волочил чемоданы. И все вокруг орали в мобильники, собирались у желтых такси, прилепившихся к тротуарам.
Повсюду дюжины такси, радио в них включено на максимум, они превратились в мобильные радиостанции. Водители, паркуясь где попало, выглядывали из окон и передавали людям последние новости. Те жадно слушали, уверенные, что произошел теракт. Очередная масштабная атака – так мы все думали. Та самая, которой мы боялись. Я смотрю вверх. Выискиваю взглядом самолет.
«Что за черт!»
Я произнес вслух: что за черт. Это была первая фраза, которую мы услышали, когда самолет врезался в Торговый центр, еще до огненного взрыва. Первый кирпичик в пирамиде теленовостей. Что за черт! А на сей раз всего лишь вырубилось электричество. Летний шквал, перепад в электросети, каскад. Просто сбой.