Он направился через толпу к столику, за которым сидела Валентина.
– Думаешь, она влюблена в него? – спросил я.
Я уже знал, что Толя не прочь отвернуть голову этому парню.
– Он козел, – заявил Толя по-английски.
– Ты считаешь его козлом только потому, что он встречается с Вэл.
Толя склонился надо мной, теперь он говорил по-русски, очень тихо, выразительно и скорбно:
– Ему сорок, он вдвое старше ее и большой выдумщик. Видал я таких. Ему нужна от меня информация, он любит сказки про ядерную контрабанду, байки для толпы, шпионские истории, он верит в теории заговора, выспрашивает меня о моем прошлом. Расскажи мне свою историю, просит он и пытается говорить по-русски. Уважительно называет меня по батюшке. Но какое ему дело до моего прошлого? Утверждает, будто сам наполовину русский, а я думаю: кого это волнует? Он присосался ко мне, понимаешь? Мнит себя великим журналистом, треплет об этом, говорит, будто в Штаты поступает ядерное оружие, бредит, что во всех портах провозят бомбы в чемоданах. Это громкое дело, говорит он, и ноги растут из России, а я думаю: ну и что, блин? Я занимаюсь недвижимостью. А он мне не нравится, и я не хочу видеть его рядом с Валюшкой.
– Итак, он русский, – сказал я. – И параноик. Что еще нового?
– Он не совсем русский. Отец кубинец. Мать, возможно, русская. Частично. Кто пригласил его на свадьбу?
– Не я. Я почти не знаю его. Может, Валентина?
– Сантьяго работает по плану, я уже говорил. Он распинается перед тобой, плетет байки из дыма и тумана, потом задает вопросы и, если ты не отвечаешь, выдает свои фантазии за чистую монету. Он любит выставлять людей напоказ, – сказал Толя. – Он из тех, кто убить готов ради красного словца. Видишь, как он дефилирует по залу? «Дефилирует», так правильно?
– Да.
– Твой английский по-прежнему лучше моего.
– Спасибо, – сказал я. – Вэл действительно влюбилась?
– С ума по нему сходит. Слыхал я его россказни – весьма забавно и весело. Какие у него крутые связи, как он устроит ее в кино, как он знается с Томом Крузом и вообще со всеми. Брехун. – Он положил мне руку на плечо. – Вэл красавица, правда?
– Она просто чудо, – ответил я. – Пошли к ней.
По ресторану сновали официантки в туфлях без задников и восточных одеждах, рассказывали посетителям на низких стульях о блюдах, расписывали достоинства лапши и роллов.
Вэл сидела за большим столом в компании подруг. Завидев нас, она вскочила и бросилась на шею Толе, а потом расцеловала меня в обе щеки.
– Папка! Арти! Идите, я вас со всеми познакомлю.
– А где Джек? – спросил я.
– Встретился со старым другом. – Она указала на другой столик, и я увидел там парня в черной футболке. За тем же столиком, как мне показалось, сидел мой дантист, доктор Пелтон Крейн, и я глазам своим не поверил. Пропивает мои денежки.
– Он вернется, – успокоила Вэл. – Присаживайтесь к нам.
Она передвинула двоих приятельниц и усадила меня рядом с собой. Толя занял стул по соседству.
Музыка гремела, голоса становились громче, в бокалах позвякивал лед. Я огляделся. За столом было четверо мужчин лет под тридцать, старше девушек. Насколько я успел выяснить, они владели ресторанами, клубами и «феррари». Двое из них – русские. Еще один – актер, чье имя я смутно припоминал, а когда он встал, чтобы пожать мне руку, было ощущение, будто он по-прежнему сидит. Симпатичный блондин очень маленького роста.
Три русские и богатые девушки были до зубов обряжены в модные шмотки, стоившие, наверное, не одну тысячу. На одной было неоново-голубое платье без лямок; на других – мини-юбки, едва выглядывавшие из-под ремешка, и крохотные блестящие топики, являющие взору глянцевые животы и идеальные груди. Им было по девятнадцать-двадцать лет, как Вэл; идеальная кожа, волосы, ноги, руки.
Официантки подносили восточные блюда, коктейли струились разноцветными реками, а Вэл с друзьями ели и пили, будто стадо голодных, томимых жаждой, прекрасных юных парнокопытных у корыта.
Девушки говорили по-английски без акцента. Они родились в Америке, но двое признались, что их бабушки и дедушки по-прежнему в Москве.
Не упуская из виду Джека за соседним столиком, я улавливал лишь обрывки разговора. Подруги Вэл учились в колледже, но истинным их увлечением был бизнес. Одна девушка работала на своих родителей. Там крутились большие деньги. Беседуя с Вэл, она обронила, что съём ее летнего коттеджа в Ист-Хэмптоне обходится в сотню тысяч, но она все равно собирается купить этот дом.
Толя расположился рядом со мной в низком кресле с кожаным сиденьем. Ему, кажется, было неуютно. Он пил много чистого скотча и пояснял мне на ухо: та девица в голубом – дочь Крушкова, рядом с ней – Лепинская, а та – племянница Климова. У того блондина, вещал Толя, папаша занимается нефтедобычей на Дальнем Востоке. Или нефтеперегонкой? Я плохо его слышал. Сложно было сосредоточиться на реестре олигархов и «лендлордов», капнувших золото и сложивших нахапанное в швейцарские банки, или же тех. кто просто дорвался до алюминия, алмазов и ядерных ракет, когда распался Советский Союз.