После переезда в Германию моя сестра нашла работу в госпитале. Там она встретила Марка. Поженившись, они купили дом в пригороде, а квартира, которую он оставил в родном городе, перешла в мое распоряжение. Первое время я жил тем, что разнашивал образцы для небольшой обувной фабрики. Чтобы скоротать длинные променады, я пристрастился к фотографии и снимал все, за что цеплялся взглядом. Я был влюблен в колоннады и набережные, паперти и тесные, как прихожая, площади с застывшим по центру фонтаном. Мне нравилась жара, от которой в августе оплывают камни, и темноволосые люди, чьего языка я так и не выучил. Я впитывал время этого города с жадностью человека, который остался без прошлого. На моих фотографиях теснились колонны и портики, причудливые рокайли, карнизы, кронштейны. Потом я перевел объектив на людей. Маленький индус – торговец флагами; студентка в шлеме, обернувшаяся перед тем как умчаться на скутере; невидящие глаза старухи над чашкой кофе, который она годами цедит на площади Книжников. А потом меня стал преследовать свет. Отраженный от мраморных стен, он рассеивался так мягко и окутывал предметы такими теплыми и глубокими тенями, что постепенно стены моего жилища покрылись изображениями выпуклостей и впадин, ложбин и возвышенностей, в которых прятался и этот свет, и эти тени. Да, фотографии мало передавали магию того, что я видел. Но даже эхо этой магии давало силы жить в чужом городе.
2. Драматург
30 декабря 2014 года
Сидели у Драматурга не зажигая света за длинным столом, сдвинув компьютер и книги. Из окон соседней высотки, похожей на огромную костяшку домино, на подоконник и старую печатную машинку падали желтоватые отсветы. Профиль девушки словно вырезали из этих отсветов, а долговязая, ссутулившаяся фигура Драматурга почти терялась в сумерках. Рассказывал третий, невысокий человек с прозрачной рыжеватой бородкой – Сверчок.
– Это правда? – спросила девушка, когда Сверчок закончил.
Сверчок кивнул:
– Он просто забрал чужие документы и ключи и вернулся в Москву.
Сверчок был бывший актер и давний приятель Драматурга, а Лаура его новая пассия. Чтобы произвести на девушку впечатление, он выдавал вымышленную историю за реальную. А Драматург, герой этой вымышленной история, помалкивал.
– А дальше?
– Он просто зажил чужой жизнью, – ответил Сверчок. – Здесь.
Лаура провела пальцем по клавишам печатной машинки.
– Значит, это все не ваше? – спросила она Драматурга.
Д. не ответил, а пожал плечами. Ему было досадно, что Сверчок обманывает Лауру. В чертах ее лица было что-то бурятское или алтайское. Русская азиатка, она ему все больше нравилась. А старый донжуан Сверчок просто хотел затащить девушку в постель.
– А как же родственники… чей труп… – Лаура по-детски наморщила лоб. – Которого вы нашли на пляже?
– Он жил один, – ответил Сверчок. – Его никто не разыскивал.
– Тогда в Таиланде пропали тысячи людей, – заметил Д. – Обычная история.
– Обычная? – переспросила Лаура.
– Он узнал об этом, когда вернулся в Москву, – продолжал Сверчок. – А заодно выяснил, что его тоже никто не ищет.
Лаура смотрела то на Сверчка, то на Драматурга.
“Почему Сверчок, а не я?” – подумал Д.
В сумерках короткие черные волосы девушки отливали синевой. Она привычно встряхивала головой, словно откидывая длинные пряди.
И ответил: “Ты не умеешь обманывать”.
История в Таиланде, была, действительно, одной из тысяч. Они хотели повторить медовый месяц, а угодили в цунами. Волна прошла по другой стороне острова, но в неразберихе их зачислили в пропавшие без вести. И труп на пляже тоже был, но никакого паспорта Д. не присваивал, просто заявил о страшной находке в полицию.
Вернувшись в Москву, они решили жить отдельно, как будто волна, не тронув на море, накрыла их дома. После развода жена ушла из театра и уехала в другой город. Д. перебрался в Замоскворечье. Он поселился напротив церкви. Через квартал от дома находилась мечеть. Звон колоколов смешивался с азаном. Идеальное, на его вкус, место.
Из театра Д. ушел тогда же, семьей не обзавелся и жил один, сутками просиживая перед экраном компьютера с рюмкой. Свое одиночество он сравнивал с выселенным под снос домом, по которому ты бродишь, открывая дверь за дверью. По брошенной в комнатах мебели, по бумажкам на полу и фотографиям можно было судить о людях, которые когда-то здесь жили. Но в какой-то момент приходило осознание того, что все эти фотографии – твои собственные, и бумажки тоже. За каждой дверью, которую ты открывал, теперь могла быть стенка. Только деревня, в которой он купил старую избу, отвлекала от мыслей о самоубийстве.