Скорее с помощью жестов, чем своих познаний в немецком, он купил мороженое в вафельном стаканчике. Мороженое было таким жирным и сладким, что не уступало по вкусу сладкой глазури. Сигареты обошлись ему в четыре марки. Так или иначе, теперь он стал в Мюнхене своим. Он спустился на станцию подземки, купил билет и вскочил в первый же поезд, следовавший в сторону вокзала.
По обе стороны от Аркадия за поручни держались двое турок. У обоих был отсутствующий взгляд. На коленях сидевшей напротив женщины, словно младенец, покачивался окорок.
Велика ли вероятность того, что за ним следят? Принимая во внимание трудности слежки в городских условиях, не велика. По советским стандартам, для наблюдения за принимающим меры предосторожности перемещающимся объектом требовалось от пяти до десяти автомашин и от тридцати до ста человек. У самого же Аркадия никогда не было ни людей, ни машин.
Выйдя у вокзала, он вернулся в тот же зал ожидания, в котором был час назад. Некоторые телефоны висели прямо на стене, но на верхнем этаже он нашел телефонные кабинки и конторку из нержавеющей стали с телефонными справочниками различных городов. В Москве телефонные книги были такой редкостью, что хранились в сейфах, а здесь они просто лежали на столике.
В книгах было трудно разобраться и из-за сходства и непривычного написания немецких фамилий, и из-за множества рекламных объявлений, занимающих большинство страниц. Под фамилией «Бенц» единственный Борис проживал по Кенигинштрассе. Среди деловых фирм никакого «ТрансКома» не числилось.
Затем он позвонил Борису Бенцу.
Женский голос ответил:
– Ja?
Аркадий спросил:
– Herr Berz?
– Nein, – засмеялись в трубку.
– Herr Benz ist zu Hause?
– Nein, Herr Benz ist an Ferien gereist
– Ferien? – В отпуске?
– Er wird zwei Wochen lang nicht in Munchen sein.
He будет в Мюнхене две недели? Аркадий спросил:
– Wo ist Herr Benz?
– Spanien.
– Spanien? – две недели в Испании? Новость хуже не придумаешь.
– Spanien, Portugal, Marokko.
– Und Russland?
– Nein, er macht Ferien in der Sonne.
– Darf ich sprechen nut «TransKom»?
– «TransKom»? – название, видимо, было ей незнакомо. – Ich kenne «TransKom» nicht.
– Sind Sie Frau Benz?
– Nein, ich bin Reinmachefrau, – уборщица.
– Danke.
– Bis dann!
Вешая трубку, Аркадий подумал, что узнал самое существенное, что можно было выяснить, не прибегая к помощи изображений на бумаге. Итак, он говорил с уборщицей, которая сказала, что Борис Бенц в ближайшие две недели будет находиться в летнем отпуске и что она никогда не слыхала о «ТрансКоме». Короче, Бенц уехал на юг погреться под средиземноморским солнышком. Очевидно, для немцев это было привычным делом. Когда он вернется в Мюнхен, Аркадий, скорее всего, уже будет в Москве. Он вытащил из кассеты факс, посланный Руди, и набрал напечатанный сверху номер телефона, с которого передавался текст.
– Алло, – ответил по-русски женский голос.
Аркадий сказал:
– Я звоню насчет Руди.
После небольшой паузы голос спросил:
– Какого Руди?
– Розена.
– Не знаю никакого Руди Розена, – речь несколько неотчетлива, словно на том конце говорили с сигаретой в зубах.
– Он говорил, что вы интересовались Красной площадью, – сказал Аркадий.
– Мы все интересуемся Красной площадью. Ну и что?
– Мне показалось, что вы хотели знать, где она находится.
– Шутите, что ли?
Она положила трубку. «По существу, она поступила так, как поступил бы любой нормальный человек, задай ему эту глупую загадку, – подумал Аркадий. – Нечего винить ее в своей неудаче».
На том же этаже он отыскал камеру хранения багажа. Две марки в день. Он сделал еще один круг по залу, потом вернулся, опустил в щель монеты, положил кассету в пустую ячейку и спрятал ключ в карман. Теперь он мог вернуться к себе в квартиру или снова пойти на улицу, не боясь потерять вещественные доказательства. Учитывая его состояние, проделанное было серьезным успехом. Но, принимая во внимание ограниченное время пребывания здесь – один день, если верить Платонову, – проделанное было не таким уж и большим достижением.
Он вернулся к стойке с телефонными книгами, открыл мюнхенский справочник на букве «Р»: Радио «Свобода» – Радио «Свободная Европа». Набрав номер, он услышал голос телефонистки: «PC – РСЕ».
Аркадий по-русски попросил соединить его с Ириной Асановой, затем, казалось, ждал целую вечность, пока их соединят.
– Алло.
Он считал, что подготовился к разговору, но, услышав ее, настолько растерялся, что потерял дар речи.
– Алло. Кто это?
– Аркадий.
Он узнал ее голос: он ведь слушал ее передачи. Но почему, собственно, она должна была помнить его голос?
– Какой Аркадий?
– Аркадий Ренко. Из Москвы, – добавил он.
– Ты звонишь из Москвы?
– Нет, я здесь, в Мюнхене.
В трубке стало так тихо, что он подумал, что прервали связь.
– Поразительно, – наконец вымолвила Ирина.
– Может, встретимся?
– Я слышала, что тебя реабилитировали. Ты все еще следователь? – сказала она так, будто удивление быстро переходило в раздражение.
– Да.
– Зачем ты здесь? – спросила она.
– По делу.
– Поздравляю. Если тебе разрешают выезжать, значит, очень доверяют.
– Я слушал тебя, когда был в Москве.
– Тогда тебе известно, что через два часа у меня передача, – послышался шорох страниц как бы в подтверждение, что она очень занята.
– Я бы хотел тебя увидеть, – сказал Аркадий.
– Может, через неделю. Позванивай.
– Нет, раньше. Я здесь ненадолго.
– Как ты не вовремя!
– Давай сегодня, – настаивал Аркадий. – Ну пожалуйста.
– Извини, не могу.
– Ну Ирина!
– На десять минут, – снизошла она, дав прежде понять, что его она хотела бы видеть меньше всего.
Такси довезло Аркадия до парка, где водитель указал на дорожку, ведущую к длинным столам под каштанами и пятиэтажному деревянному павильону в виде пагоды. «Китайская башня», как Ирина просила сказать водителю.
В тени деревьев посетители относили к столам огромные глиняные кружки пива и картонные тарелки, прогибавшиеся под тяжестью жареных цыплят, грудинки и картофельного салата. Даже доносившийся до него запах объедков был достаточно аппетитным. Разговоры за столами и степенное насыщение создавали необычное ощущение физического довольства и покоя. Мюнхен все еще казался ему чем-то нереальным. Он вдруг осознал, что это происходит с ним не во сне, а наяву и что из кошмарного сна он попал в реальный мир.
Он боялся, что не узнает Ирину, но ее нельзя было не узнать. Глаза стали немного больше, заметно темнее, и она по-прежнему обладала внешностью, привлекающей всеобщее внимание. Каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и были теперь подстрижены короче, четче обозначился овал лица. На черной трикотажной кофточке с короткими рукавами поблескивал золотой крестик. Обручального кольца не было.
– Опаздываешь, – упрекнула она, пожимая ему руку.
– Решил побриться, – ответил он. (Он купил одноразовую бритву и побрился на вокзале. На подбородке были порезы – следы спешки.)
– Мы уже собрались уходить, – сказала Ирина.
– Долго ехал, – оправдывался Аркадий.
– Нам со Стасом надо готовить сводку новостей, – она не волновалась, не выходила из себя, просто всем видом показывала, что у нее нет времени.
– Ничего, пока не опаздываем, – подошел с тремя кружками пенящегося пива худой как скелет мужчина в мешковатом свитере и мятых брюках с лихорадочно блестевшими глазами. Аркадий сразу же узнал в нем русского. – Я – Стас. Буду звать вас «товарищ следователь».
– Лучше Аркадий.
Скелет в свитере уселся рядом с Ириной, положив руку на спинку ее стула.
– Можно? – Аркадий указал на стул напротив и повернулся к Ирине: – Блестяще выглядишь.
– Ты тоже неплохо, – ответила она.
– Не уверен, чтобы кто-нибудь процветал в Москве, – возразил Аркадий.
Стас поднял кружку со словами:
– Выпьем. Теперь крысы бегут с корабля. Приезжают все, кому не лень. Большинство пытаются остаться здесь. В основном пробуют получить работу на Радио «Свобода» – каждый день их видим. Ладно, не нам их судить, – он проводил взглядом полногрудую девицу, собиравшую пустую посуду. – Обслуживают сами валькирии. Что за жизнь!