– Ну как?
– Я русский. Не думаю, что смог бы уехать.
Стас замолчал.
Аркадий добавил:
– То, что я остался в Москве, наверняка не повлияло на историю. Может быть, это я остался в дураках.
Стас покрутился на стуле, пошел на кухню и вернулся со свежей бутылкой. Лайка по-прежнему внимательно следила за Аркадием, словно опасаясь, как бы он не достал опасные для хозяина бомбу, пистолет или зонтик с острым наконечником.
– Ирине трудно жилось в Нью-Йорке. В Москве она работала в кино? – спросил Стас.
– Вообще-то она была студенткой, пока ее не выгнали из университета. Потом нашла работу в костюмерной «Мосфильма», – сказал Аркадий.
– В Нью-Йорке она работала костюмером и гримером в театре, попала в артистический мир, работала в картинных галереях, сначала там, потом в Берлине, все время отбиваясь от спасителей. Везде одно и то же: американец влопается в Ирину, а потом пытается представить это как политическое благодеяние. Думаю, Радио «Свобода» принесло известное облегчение. Надо отдать должное Максу: именно он разглядел, сколько в ней хорошего. Сначала у нее не было постоянной работы, подменяла других, но Макс заметил, что, когда она появляется в эфире, создается впечатление, словно она разговаривает с человеком, которого знает. Ее слушали. Поначалу я относился с сомнением: у нее не было профессиональной подготовки. Он поручил мне научить ее следить за знаками препинания и за часами. Люди не имеют представления, как они говорят. Ирина запоминала текст практически с одного раза. Подучившись, она стала лучше всех.
Стас открыл бутылку.
– Итак, мы с Максом стали двумя скульпторами, работавшими над одной прекрасной статуей. Естественно, оба влюбились в Ирину. Всегда вместе – Макс, Стас и Ирина. Ужинали, катались на лыжах в Альпах, ездили слушать музыку в Зальцбург. Неразлучное трио – ни я, ни Макс не брали верх друг над другом. Я на лыжах практически не хожу. Сижу себе в домике и читаю, уверенный в том, что Макс на склонах гор не обойдет меня в любовных делах, потому что наше трио на самом деле было квартетом, – он налил водки. – Среди нас постоянно присутствовал незнакомец из прошлого Ирины. Тот самый, который спас ей жизнь и остался там, тот самый, которого она ждала. Разве можно было одержать верх над таким героем?
– Может быть, и не нужно. Может быть, она просто устала ждать, – сказал Аркадий.
Они выпили одновременно, словно прикованные к одному веслу.
– Нет, – сказал Стас, – я не говорю о давнем прошлом. Когда год назад Макс уехал в Москву, я подумал, что поле боя за мной. Но меня перехитрили так, что я даже не мог себе представить, и это лишний раз свидетельствует о гениальности Макса. Разве не видишь, что сделал Макс?
– Нет, – ответил Аркадий.
– Макс вернулся. Макс ее любит, и он вернулся за ней. Он сделал то, чего я не могу, а ты не захотел сделать. Теперь он герой, а я низведен до положения «дорогого друга».
Казалось, глаза Стаса были налиты водкой. Аркадий подумал, что он ни разу не видел, чтобы этот человек ел. Он покрутил стакан, и водка завращалась в нем, как ртуть.
– Кем работал Макс, до того как уехал на Запад?
– Кинорежиссером. Он перебежал во время кинофестиваля. Голливуд, правда, не проявил интереса к его работе.
– Что за фильмы он ставил?
– Военные эпопеи, где убивают немцев, японцев, израильских террористов. Как обычно. У Макса были запросы знаменитого режиссера – сшитые на заказ костюмы, хорошее вино, красивые женщины.
– Где он остановился в Мюнхене? – снова спросил Аркадий.
– Не знаю. Я хочу сказать, что ты моя последняя надежда.
– Но Макс и меня перехитрил.
– Нет, я знаю Макса. Он нападает только тогда, когда вынужден. Если ты не представляешь угрозы, то ты его лучший друг.
– Невелика угроза. Что касается Ирины, то для нее я мертв. Это слово она произнесла на кухне у Томми, словно ножом резанула.
– Но говорила ли она, чтобы ты уезжал?
– Нет.
– Выходит, она еще ни на что не решилась.
– Ирине наплевать, приеду ли я или уеду. Думаю, она вообще меня не замечает.
– Ирина пять лет не курила. Когда вы здесь впервые встретились, она попросила сигарету.
Лайка повернула голову в сторону балкона и встала на передние лапы, затем поднялась на все четыре и навострила уши. Стас дал знак Аркадию не двигаться, потянулся к выключателю и погасил свет.
Комната погрузилась в темноту. С улицы доносилось тарахтение «Фольксвагенов» и велосипедный звонок, сгоняющий кого-то с дорожки. Неподалеку от себя Аркадий услышал звук шлепанцев на резиновой подошве, скрип балконных перил. Затем на балкон легко спрыгнул человек крупных размеров. Лайку не было видно, но Аркадий услышал в темноте ее предупреждающее рычание. Кто-то сделал шаг по балкону, и он почувствовал, как напряглась готовая к прыжку собака.
Кто-то судорожно вдохнул воздух, потом вскрикнул от боли.
– Стас, будь добр! Стас!
Стас зажег свет.
– Сидеть, Лайка! Хорошая собака, сидеть, сидеть.
В дверь ввалился Рикки. Аркадий встречал этого грузина – бывшего актера, теперь диктора – в столовой на станции и на вечеринке у Томми. Каждый раз Рикки казался или, по крайней мере, хотел казаться расстроенным и обеспокоенным. На этот раз то же самое. Его запястье было утыкано шипами.
– Кактус, – простонал он.
– Я их переставил, – сказал Стас.
Аркадий включил наружный свет. Под лампой стояли металлический столик, два стула и ведро с пустыми бутылками из-под пива. Полукругом в горшках располагались разнообразные кактусы: некоторые были с короткими шипами и походили на подушечки для иголок, другие напоминали зазубренные штыки.
– Система предупреждения, – пояснил Стас.
Всякий раз, когда он выдергивал очередной шип из руки Рикки, тот вздрагивал всем телом.
– У всех на балконе герань. У меня герань. Герань – такой хороший цветок, – говорил грузин.
– Рикки живет надо мной, – сказал Стас, выдергивая последний шип.
Рука Рикки была испещрена красными точками. Он скорбно глядел на них.
– Вы всегда приходите этим путем? – спросил Аркадий.
– Я попался! – вспомнив, он оттащил Стаса и Аркадия подальше от балкона. – Они у моей двери.
– Кто? – спросил Стас.
– Мои мать и дочь. Все эти годы я ждал, когда их увижу, и вот они здесь. Мать хочет забрать телевизор. Дочь хочет ехать назад на машине.
– На твоей машине? – переспросил Стас.
– На ее машине, как только она будет в Грузии, – объяснил Аркадию Рикки. – Был момент, когда я проявил слабость и согласился. Но у меня новенький «БМВ». Что с ним делать девчонке в Грузии?
– Забавляться, – сказал Аркадий.
– Я знал, что так будет. У этих людей нет чувства меры. Они до того жадны, что мне стыдно, – на лице Рикки появилось трагическое выражение.
Стас сказал:
– Не отвечай, и они уйдут.
– Только не они, – Рикки поднял глаза к потолку. – Они возьмут меня измором.
– Можно спуститься по лестнице отсюда, – посоветовал Аркадий.
На что Рикки сказал:
– Я попросил их минутку подождать, так что не могу просто исчезнуть. Когда-то придется открыть дверь.
– Тогда зачем тебе было являться сюда? – спросил Стас.
– Коньяку нет? – спросил Рикки, рассматривая кисть руки, которая уже начала распухать.
– Коньяка нет. Водки? – предложил Стас.
– Надо идти, – заупрямился было Рикки, но позволил себя усадить и взял в руки стакан. – У меня есть план – предложить ей другую машину.
– Ты же ее встречал в аэропорту, – сказал Стас. – Она знает твою машину и без ума от нее.
– Я скажу, что это твоя, что я позаимствовал ее у тебя, чтобы произвести впечатление.
– Так вот в чем дело. Тогда какую машину ты хочешь ей предложить? – спросил Стас.
– Стас, – подмигнул Рикки, – мы же добрые друзья. Твоему «Мерседесу» десять лет, да и покупал ты его подержанным. Откровенно говоря, собачья конура. Моя дочь – девушка со вкусом. Она только глянет на машину – и откажется даже притронуться к ней. Я надеялся, что мы махнемся ключами.
Стас налил еще два стакана и сказал Аркадию:
– Ты этого не знаешь, но Рикки в свое время переплыл Черное море. У него был костюм для подводного плавания и компас. Он прошел сквозь сети и мины и избежал патрульных катеров. Это был героический побег. А теперь взгляни на него – прячется от собственной дочери.