– Надеюсь, что не промокнет, – заметил он.
Рита двинулась дальше. Он ухватился за ручку сумки.
– Я закричу. Позову полицию, – пригрозила она.
– Кричите. Думаю, что немецкой полиции невероятно скучно живется, по крайней мере, будет скучно, когда не станет русских. Полиция не будет в восторге от рассказа о вас и Руди Розене, хотя это вряд ли облегчит ваше положение. Значит, Макс и Боря бросили вас?
Аркадию нравилась ее способность держать удар. Она привыкла иметь дело с мужчинами. На лице появилось менее жесткое, более благоразумное выражение.
– Я не собираюсь ждать, когда здесь появятся чеченцы, – она неопределенно улыбнулась. – Может быть, уйдем с дождя?
Он подумал было о беседке, но Рита направилась через улицу к стоявшим под тентами столикам ресторана. Это был тот же самый ресторан, что и на видеопленке, и она направилась к тому же столику, за которым поднимала бокал со словами: «Я тебя люблю». Внутри ресторана – темнота. Во внутреннем дворике, да и на всей площади, они были одни.
Несмотря на ранний час, Рита накрасилась, превратив лицо в свирепую экзотическую маску. Красный плащ на ней был из какой-то тускло поблескивавшей ткани, хорошо сочетавшейся с губной помадой. Аркадий, дернув за «молнию», расстегнул его.
– Зачем вы это? – спросила Рита.
– Скажем, затем, что вы привлекательная женщина.
Они сели, каждый держа руку на лежащей под столом сумке. Из-за того, что плащ был расстегнут, карманы отвисли, и в них невозможно было сунуть руку.
Аркадий спросил:
– Помните русскую девицу, которую звали Рита?
Маргарита ответила:
– Хорошо помню. Работала что надо. Запомнила одна – она всегда умела договариваться с милицией.
– И с Борей.
– Долгопрудненские ребята брали девушек в гостинице под свою защиту. Боря был одним из друзей.
– Но чтобы иметь настоящие деньги, Рите пришлось уехать из России. Она вышла замуж за еврея.
– Ничего преступного.
– Вы не добрались до Израиля.
Маргарита подняла правую руку, показав длинные ногти.
– Вы можете себе представить, чтобы эти пальцы строили кибуц в пустыне?
– И чтобы Боря отправился следом.
– У Бори было вполне законное предложение. Ему нужен был человек, который помогал бы вербовать девушек для работы в Германии и наблюдал бы за ними во время нахождения здесь. У меня имелся такой опыт.
– В данном случае сказано не все. Боря купил документы, благодаря которым появился Борис Бенц, а это пригодилось, когда ему понадобился иностранный партнер в Москве. Таким путем он мог быть и тем и другим. Когда вы вышли замуж за Бориса Бенца, и у вас появилась возможность жить здесь.
– У нас с Борей особые отношения.
– И, если позвонит не тот, кто надо, вы могли сыграть роль его горничной и ответить, что господин Бенц отдыхает в Испании.
– Хорошая шлюха всегда может подыграть.
– Думаете, выдумка с Борисом Бенцем была такой уж удачной? В ней была слабина. Слишком много от нее зависело.
– Все шло прекрасно, пока не явились вы.
Аркадий, не отнимая руки от сумки, оглядел пустые столики.
– Видеопленку отсняли здесь и послали Руди. Зачем?
– Чтобы смог узнать. Мы с Руди никогда не встречались. Я не хотела, чтобы он знал, как меня зовут.
– Он был неплохим парнем.
– Он помогал вам. После того, как Родионов отдал распоряжение, дело было только за тем, как надежнее его убрать. Он знал о картине. Мы дали ему понять, что если он организует подтверждение ее подлинности, то сможет сам ее сбыть. Я дала ему не совсем ту картину. Боря сказал, что если взрыв будет достаточно сильный, то мы одним махом избавимся от Руди и дадим Родионову повод уничтожить чеченцев.
– Вы считали, что когда-нибудь Боря станет жить здесь и навсегда останется Борисом Бенцем?
– А вы сами где бы предпочли жить – в Москве или Берлине?
– Значит, когда вы на видеопленке говорили: «Я люблю тебя», эти слова были обращены к Боре?
– Мы были здесь счастливы.
– И ради Бори вы готовы были пойти на то, на что никогда не решилась бы его жена? Скажем, вернуться в Москву и подложить Руди зажигательную бомбу. Мне пришлось задать себе вопрос, почему состоятельная, по всей видимости, туристка остановилась далеко от центра, да еще в такой захудалой гостинице, как «Союз». Ответ заключался в том, что она ближе всего к черному рынку, и это позволяло минимум времени оставаться в машине с бомбой, у которой не было часового механизма. Вы проявили мужество, рискуя взорваться вместе с ним. Вот что значит любовь.
Рита облизала губы.
– У вас так хорошо получаются вопросы. Можно мне задать один?
– Давайте.
– Почему вы не спрашиваете об Ирине?
– Что именно?
Рита наклонилась вперед и зашептала, словно кругом были люди:
– Что с этого имела Ирина? Неужели вы думаете, что Макс расплачивался за ее тряпки и делал подарки за одни лишь милые беседы? Спросите-ка себя, на что она была готова ради него.
Аркадию стало жарко.
– Они много лет были вместе, – сказала Рита. – Практически были мужем и женой, как мы с Борей. Не знаю, что она рассказывает вам теперь. Я просто говорю, что у нее с ним все было точно так же, как и с вами. Любая женщина сделала бы то же на ее месте.
У него пылали уши. Он покраснел.
– Что вы, собственно, хотите сказать?
Рита сочувственно наклонила голову.
– Видно, она не все вам рассказала. Я всю жизнь встречала мужчин, подобных вам. Кто-то у них должен быть богиней, все остальные – шлюхи. Ирина спала с Максом. Он хвастался, какие штуки она выделывала.
Рита поманила пальцем поближе и зашептала еще тише.
– Я вам расскажу, а вы сравните.
Почувствовав, что ручка ослабла, Аркадий поднял парусиновую сумку.
– Можете стрелять, но в холсте будет дырка. Не думаю, что картина от этого застрахована, – сказал он.
– Ты, подонок!
Аркадий схватил Маргариту за руку, прежде чем она успела направить на него пистолет. Это была Борина машинка.
– Сучий потрох! – прорычала Рита, уткнувшись лицом в стол, когда Аркадий завел ей руку за спину.
Боря ее предал, бежал в Москву, оставив с почти игрушечным пистолетом. Аркадий вынул патроны из казенника и обоймы и бросил пустой пистолет ей на колени.
– Я тоже люблю тебя, – улыбаясь, ответил он.
В сувенирном киоске аэропорта Аркадий купил поднос для пива и хлопчатобумажный платок с рисунком, в который он завернул картину. Затем, обернув поднос в пузырчатый пластик, положил его в холщовую сумку Риты и вернулся к стоявшим в углу транзитного зала Петеру и Ирине.
– Представьте, сколько картин и рукописей, конфискованных у художников, писателей и поэтов за семьдесят лет, упрятано в запасниках Министерства внутренних дел и КГБ, – сказал Аркадий. – Ничего не выбрасывалось. Поэт мог получить пулю в затылок, а его стихи перевязывали шпагатом и отправляли в хранилище. Потом в один волшебный миг, когда Россия вдруг стала частью остального мира, все эти вещдоки начали представлять огромную ценность.
– Но они не смогут их продать, – возразила Ирина. – Произведения искусства более чем пятидесятилетней давности по закону не могут быть вывезены из Советского Союза.
– Но их можно вывезти тайком, – сказал Петер.
Аркадий продолжал:
– Достаточно взятки. Через границу переправляют танки, поезда, нефть. А уж вывезти картину сравнительно просто.
– Но даже при этом, – не сдавалась Ирина, – сделка недействительна, если нарушен советский закон. Коллекционеры и музеи не любят ввязываться в международные споры. Рита не могла бы продать «Красный квадрат», если бы его вывезли из России.
Петер сказал:
– Может быть, это немецкая подделка. В Восточном Берлине есть феноменальные фальсификаторы, и все они теперь без работы. Эту картину действительно проверяли?
– Проверяли, – ответила Ирина, – определяли время написания, просвечивали рентгеном, подвергали анализам. На ней даже отпечаток пальца Малевича.
– Все это можно подделать, – настаивал Петер.
– Верно, – согласилась Ирина, – но с подделками происходят любопытные вещи. Они могут быть самыми лучшими подделками на свете, и дерево, и краски, и техника исполнения подобраны абсолютно точно, но они не смотрятся, как оригинал.