Два правых поворота – и перед ним палитра все еще освещенных витрин улицы Горького. Что же сегодня в продаже? Песок и пальмы обрамляли пьедестал, на котором возвышалась банка джема из гуаявы. В следующей витрине манекены вырывали друг у друга рулон ситца. В продуктовом магазине была выставлена копченая рыба с нефтяным отливом.
На Пушкинскую площадь выплеснулась толпа. Год назад среди конкурирующих ораторов здесь царили веселое оживление и терпимость. Размахивали дюжиной разных флагов: латвийским, армянским, российским бело-сине-красным, ставшим флагом Демократического фронта. Ныне все они исчезли, за исключением двух: бело-сине-красного и красного – флага Комитета спасения России. Вокруг каждого из них сгрудилась своя тысяча сторонников, старающихся перекричать противную группу. Посередине происходили мелкие стычки: кто-то падал, кого-то пинали ногами или оттаскивали в сторону. Милиция благоразумно жалась по краям площади и у ступеней метро. Туристы наблюдали с безопасного расстояния, стоя у «Макдональдса».
Аркадий свернул во двор с платанами – тихую заводь рядом с морем огней и шумом близлежащей улицы. Во дворе – детская площадка со столиками и стульчиками. Проехав через двор, он оказался на улице, забитой грузовиками. Это были тяжелые, обтянутые брезентом машины военного образца с массивными колесами. Любопытства ради Аркадий посигналил. В одной из машин откинули брезент, и он увидел солдат войск специального назначения – в серой форме, черных шлемах, со щитами и дубинками. «Вооруженные ночные бродяги самого худшего пошиба», – подумал Аркадий.
В прокуратуре ему предлагали современную квартиру в пригороде, в высотном здании для аппаратчиков и молодых кадров, но ему хотелось чувствовать, что он живет в Москве. И такое место нашлось – в трехэтажном доме при слиянии Яузы с Москвой-рекой, позади бывшей церкви, где теперь занимались изготовлением всевозможных растираний и водки. К Олимпиаде 1980 года купол позолотили, но интерьер выпотрошили, чтобы освободить место для оцинкованных чанов и разливочных машин. Интересно, как мастера определяют, какая часть их продукции водка, а какая – спирт для растирания? Или это не так уж и важно?
Убирая на ночь «дворники» и зеркало заднего обзора, Аркадий вспомнил об оставленном в багажнике коротковолновом приемнике Яака. С приемником, «дворниками» и зеркальцем в руках он подумал о продмаге на углу. «Разумеется, закрыт. Или работать, или есть – что-нибудь из двух». Ему вспомнилось вдруг, что когда он последний раз был на рынке, то видел только говяжьи головы да копыта. Ничего другого, словно все остальное провалилось в черную дыру.
Поскольку проникнуть в дом можно было только с помощью кода, кто-то услужливо написал его номер рядом с дверью. Почтовые ящики в подъезде были закопченные – хулиганы всовывали в щели горящие газеты. Поднявшись на второй этаж, Аркадий задержался у двери соседки, чтобы забрать почту. Вероника Ивановна с ясными глазами ребенка и седыми космами ведьмы была, можно сказать, единственным стражем дома.
– Два письма и счет за телефон, – сказала она, передавая почту Аркадию. – Не могла ничего купить вам поесть, потому что вы забыли оставить продовольственную карточку.
Ее квартира была освещена призрачным светом телевизора. Казалось, что весь пожилой люд в доме сидит на стульях или в креслах перед голубыми экранами и созерцает, вернее, слушает с закрытыми глазами мрачного профессора с низким успокаивающим голосом, который волной выливался на Аркадия через открытую дверь:
– Вы, наверное, устали?.. Все устали. Вы, возможно, в смятении?.. Все испытывают смятение. Мы переживаем трудное, напряженное время. Но этот час – час исцеления, воссоединения с окружающими вас положительными силами природы. Мысленно рисуйте их образ. С кончиков ваших пальцев стекает усталость, тело наполняется положительной силой…
– Гипнотизер? – спросил Аркадий.
– Заходите. Это самая популярная программа.
– А ведь я и впрямь устал и запутался, – признался он.
Соседи Аркадия откинулись назад, будто от пышущего жаром камина. Серьезный, ученый вид гипнотизеру придавала бородка, бахромой окаймляющая лицо от уха до уха. Это да еще толстые очки, сильно увеличивающие его проникающие в душу, немигающие, как у иконы, глаза.
– Раскройтесь и расслабьтесь. Очистите свою память от старых представлений и забот, потому что они существуют только в ваших мыслях. Помните, Вселенная стремится проявить себя через вас.
– Я на улице купила кристалл, – сказала Вероника Ивановна. – Его люди торгуют ими повсюду. Вы кладете кристалл на телевизор, и он фокусирует его излучение прямо на вас.
Но, как разглядел Аркадий, на ее телевизоре лежало сразу несколько кристаллов.
– Как вы думаете, это плохая примета, когда легче купить камни, чем еду? – спросил он.
– Если ищешь плохое, то именно его и находишь.
– В том-то все и дело. У себя на работе я только этим и занимаюсь.
Аркадий достал из холодильника огурец, простоквашу и черствый хлеб и стал есть, стоя у открытого окна и глядя поверх церкви на юг, в сторону реки. На близлежащих холмах вились старые узкие улочки, а за церковью скрывался проулок, где все еще выжигали уголь. Позади домов были дворы, в которых когда-то держали коров и коз, что было бы неплохо и теперь. Заброшенными скорее выглядели сравнительно новые районы города. Неоновые вывески на крышах заводов наполовину потухли, так что невозможно было разобрать, что они означают. Сама река была черной и неподвижной, как асфальт.
В комнате Аркадия стояли крашенный эмалью стол с букетом ромашек в банке из-под кофе и с добротной медной лампой и кресло; на стенах висело столько книжных полок, что комната казалась запруженной книгами, бастионом из книг всевозможных авторов – от Ахматовой до Зощенко. За пастернаковским переводом «Макбета» был спрятан пистолет Макарова.
В квартире были душ и туалет. Коридор вел в спальню, тоже полную книг. Аркадий огляделся: постель разобрана – он удостоил себя похвалы. На полу – кассетник с наушниками и пепельница. Под кроватью нашлись сигареты. Он понимал, что надо лечь и закрыть глаза, но машинально побрел в коридор. По-прежнему не хотелось ни спать, ни есть. Лишь бы чем-то заняться, он снова заглянул в холодильник. Там еще оставался пакет какой-то «Лесной ягоды» и бутылка водки. Потребовалось растерзать пакет, прежде чем из него в стакан комком шлепнулся густой бурый сок. Судя по вкусу, он был то ли из яблок, то ли из слив, то ли из груш. Водка с трудом растворила его.
– За Руди… – Аркадий выпил и налил еще.
Поскольку Яак еще не забрал у него приемник, он поставил его на стол и настроил на короткие волны. Из дальних уголков Земли вперемешку доносились обрывки арабской и английской речи. В промежутках между радиосигналами казалось, что гудела сама планета, как бы посылая положительные силы, о которых говорил гипнотизер. На средних волнах он услышал беседу на русском языке об азиатском гепарде: «Считается, что гепард – самая великолепная из пустынных кошек; он обитает на территории, простирающейся от южной части Туркмении до плато Устюрт. Конкретные места обитания этих прекрасных животных точно не известны, поскольку за последние тридцать лет ни одно из них не было встречено на воле». Однако Аркадию хотелось надеяться, что гепарды все еще где-то крадутся в советской пустыне, набирая скорость, гонятся за диким ослом или за джейраном, мчатся стрелой меж кустов тамариска, в прыжке взлетают к небесам.
Его снова потянуло к окну спальни. Вероника Ивановна (ее квартира находилась этажом ниже) говорит, что каждую ночь он проходит по комнатам не меньше километра. Ну что ж, он тоже утверждает свою среду обитания, только и всего.
Другой голос, женский, читал новости о последнем кризисе в Прибалтике. Он почти не слушал, раздумывая о мине в обиталище Клима. Ежедневно с военных складов похищалось оружие. Уж не собираются ли торговать им с армейских грузовиков на каждом углу? Не ждет ли Москву судьба Бейрута? Над городом висело дымное марево.