Макс угостил всех сигаретами.
– Меня не удивляет, что вы здесь. Чему трудно поверить, так это тому, что вы хотите договориться. Это на вас просто не похоже.
– Тем не менее, я здесь, и вот картина, – ответил Аркадий.
– Это ваши слова. Думаю, пятьдесят тысяч долларов довольно большая сумма, особенно если принять во внимание, что вам больше некому ее сбыть. У вас нет ни документа о происхождении картины, ни обрешетки Кнауэра.
– Вы же согласились.
– Сегодня ночью, как никогда, трудно набрать денег, – сказал Макс.
Боря смотрел, как идет дождь.
– Забирай картину.
– Ты всегда торопишься, – ответил Макс. – Мы можем договориться, как интеллигентные люди.
– Что вы тут замышляете? – спросил Боря. – Что-то я никак не пойму.
– У нас с Ренко особые отношения. Практически мы уже партнеры.
– Как прошлой ночью в Берлине? Когда ты вышел из дома, то сказал, что Ренко и девки там нет. Я начинаю думать, что мне надо было туда подняться. Если как следует подумать, то всю работу сделал я.
– Не забывай Риту, – напомнил ему Аркадий. – Ей, должно быть, пришлось завалить Руди.
Боря пожал плечами и улыбнулся.
– Руди хотел быть с нами в деле с картинами, ну мы его и приняли. Он думал, что кто-то приедет из Мюнхена с потрясающей картиной, а он установит ее подлинность. Он не знал, кто такая Рита, потому что не шибко занимался сексом.
– В отличие от Бори, – вставил Макс. – Некоторые считают Борю неразборчивым. По крайней мере, двоеженцем.
– Так что Рита привезла ему картинку, – продолжал Боря. – Ее намалевал Макс. Он назвал ее «особым эффектом», как в кино.
– Ким добавил к этому свою немыслимо топорную бомбу, – сказал Макс, – так как Боря требовал, чтобы в машине сгорело все дотла.
– Ким может что угодно изготовить из крови.
– Такая богатая жизнь была у Бори, – сказал Макс. – Рита и Ким. «ТрансКом» был предприятием, которое могло стать настоящей многонациональной компанией, если бы мы держались подальше от азартных игр и шлюх. Прямо как в Комитете по чрезвычайному положению. Они могли бы стать настоящими миллионерами, если бы с терпением отнеслись к малейшей реформе. Это все равно, что иметь партнера в последней стадии сифилиса, когда болезнь уже затронула мозг. А теперь спасаем, что можем.
– У меня был друг Яак, сотрудник угрозыска. Я нашел его здесь в машине. Что произошло? – спросил Аркадий.
– Неудачное совпадение, – сказал Боря. – Он случайно наткнулся на Пенягина. Генерал проверял связь в соседнем бункере, а ваш сыщик стал расспрашивать, откуда на поле батальон танков и пехоты. Он подумал, что повторяются события в Эстонии, что готовится переворот, и собрался в Москву поднимать тревогу. Хорошо еще, что я оказался под рукой. Я следил за отправкой партии видеомагнитофонов в сарае и остановил его, не дав добежать до машины. Но Пенягин был в панике.
Макс сказал:
– Боря не любит, когда его отчитывают на публике.
– Пенягин считался начальником уголовного розыска. Думаешь, он до этого хоть раз видел жмурика? – спросил Боря.
– Он был кабинетным работником, – ответил Аркадий.
– Я так и думал. Так или иначе, а предполагалось, что следствием займется Минин, но тут вылез ты, – Боря глазел на яму с известью. Как человек, который не верит в удачу, он добавил: – Не могу поверить, что ты вернулся.
– Где Ирина? – спросил Макс.
– В Мюнхене, – солгал Аркадий.
– Давайте я скажу, где она, как я опасаюсь, находится, – сказал Макс. – Боюсь, что она прилетела с вами и направилась в Белый дом, где, по всей вероятности, ее отравят газом или убьют. Возможно, ГКЧП – это сборище партийных ничтожеств, но военные свое дело знают.
– Когда штурм? – спросил Аркадий.
– В три часа, глубокой ночью. Пустят танки. Работа будет быстрая, но грязная, и они не пощадят репортеров, даже если бы и хотели этого. Знаете, что действительно было бы смешно? Если бы на этот раз я спас Ирину, – Макс на мгновение замолчал. – Ирина здесь. Не отказывайтесь. В вас все еще есть что-то мужское. Ирина не отпустила бы вас одного.
Удивительно, но Аркадий был не в состоянии отрицать, хотя ложь пошла бы на пользу. Будто слово помогло бы ей исчезнуть.
– Теперь ты знаешь все, что хотел? – спросил Боря Макса. Тот кивнул. – Давай поглядим картину, – он вырвал сумку и открыл ее, а Макс стал водить фонариком по пластиковой обертке. – Все, как говорила Рита.
Макс вытащил картину.
– Тяжелая.
Боря запротестовал:
– Та самая картина.
Макс развернул обертку.
– Это дерево, а не холст. И цвет не тот.
– Она же красная, – сказал Боря.
– Только и всего, что красная, – метнул в его сторону взгляд Макс.
Аркадий подумал, что это было одно из самых удачных творений Полины – полный жизни малиновый оттенок вместо мрачного темно-бордового, да и мазки более плотные.
– Думаю, что подделка, а как по-вашему? – Макс направил луч прямо в глаза Аркадию.
Боря подсечкой сбил Аркадия с ног и, не теряя инерции, ударил ногой в грудь. Аркадий перекатился в темноту. Лежа на боку, он достал из-под ремня наган. Боря оказался проворнее и выстрелил из пистолета в пол, осыпав Аркадия крошками цемента.
Выстрелил и Аркадий. Макс, стоя в темноте, светил фонарем. Теперь он держал белый фосфоресцирующий щит, своим блеском освещавший всю бойню. Вспыхнуло пробитое пулей полотно Полины, и Боря зажмурился, ослепленный пламенем. Когда до него дошло, что случилось, он повернулся к Аркадию и в бешенстве выпустил четыре пули.
Аркадий выстрелил, и Боря опустился на колени, подмяв под себя полы своего пальто. На груди у Бори появилась яркая розетка. Аркадий второй раз выстрелил в то же место. Боря зашатался, поднялся на ноги и прицелился. Глаза его дрожали. Опрокидываясь назад, он, все еще сжимая пистолет, уперся руками в стол, пытаясь остановить бешено вращающийся мир. Голова его поникла, он обмяк и в полный рост грохнулся на пол, словно пытаясь удержать пенальти.
Брошенный на землю холст горел белым пламенем, которое внезапно превратилось во взлетевший до потолка клуб ядовитого дыма. У Макса загорелся рукав. На миг он промелькнул в дверях – человек-факел. Потом выскочил прочь, и в дверях снова стало темно.
Помещение заполнило ядовитое облако. У Аркадия щипало глаза. Пламя растеклось по желобам для стока крови. Грудь саднило, но это не причиняло большого беспокойства. А вот Борин удар по ногам вывихнул колени, и ноги онемели. Он пополз, отыскал пиджак и Борин пистолет – маленький «ТК» без патронов. Дополз до двери, подтянулся, чтобы встать, шатаясь, вышел наружу и оперся о стену, пока ноги вновь не обрели чувствительность.
Снаружи было темно, только из бойни пробивались отблески огня да светились фары машины. Казалось, что поверхность ямы с известью кипела. Правда, это можно было отнести на счет дождя. Не видно было ни Макса, ни следов дыма.
Свет фар «Мерседеса» поднялся вверх, и тень Аркадия метнулась к яме. Он отскочил назад и стал скользить, пока не оперся о твердую землю; затем в последний раз выстрелил из нагана, хотя его ослепило так, что он едва видел свою руку, не говоря уже о машине. Лучи фар резко свернули в сторону, пробежали по двору и переметнулись на дорогу, ведущую к деревне. Задние огни замелькали вдоль изгородей, пока не исчезли из виду.
Аркадий с трудом вскарабкался на ступеньку грузовика. Коленные чашечки все еще были не на месте. Расстегнув рубашку, он увидел, что живот испещрен цементом, словно дробью. Хотелось курить.
Он застегнул рубашку, натянул на себя пиджак, вынул из грузовика ключи зажигания и запер задние двери. Затем, прихрамывая, направился к бункеру и закрыл от дождя двери.
В последних отблесках пламени Аркадий заковылял через двор к «Жигулям». С зияющими окнами и помятыми крыльями машина выглядела брошенной развалиной. Макс стартовал первым. Однако у Аркадия было преимущество: «Жигули» предназначались для русских дорог.
Приемник молчал, будто бы Аркадий пересекал Антарктику. Но в Антарктике он мог бы разглядеть больше: снег отражал свет, картофельные же поля его поглощали. Человеку не надо искать черные дыры во Вселенной, когда на это есть картофельные поля.